Я ждала. Чувствовала, что ему необходимо говорить.
Не мне.
Просто — говорить. — Ирина работала в библиотеке, — начал он. — Я пришёл за книгой.
Какой именно — уже не помню.
Ушёл с её телефоном.
Записал номер на клочке бумаги.
Она берегла этот листок почти пятьдесят лет.
Нашёл его после похорон.
В её тумбочке.
Рядом с очками и таблетками от давления.
Я слушала.
Не перебивала. — Мы жили в этом доме.
Первый этаж, окна выходили во двор.
Тридцать первого декабря 1964 года вышли сюда смотреть салют.
Было минус двадцать.
Она сказала: «Давай каждый год».
И мы — каждый год.
Пятьдесят раз.
Его голос оставался ровным.
Но я заметила, как он смотрит на окна первого этажа.
Там светился огонёк.
Другие люди.
Другая жизнь. — Пятьдесят лет, — тихо повторила я. — Пятьдесят.
Она болела последние два года.
Но до самого конца вставала и говорила: «Александр, я ещё поживу».
И жила.
Для меня жила, я это понимал.
А в марте — не смогла подняться.
Он вынул из кармана платок.
Не вытер слёзы.
Просто держал его в руках.
Наверное, так привык. *** Я смотрела на него и думала: как это — любить одного человека пятьдесят лет?
Просыпаться каждое утро рядом.
Знать, какой кофе он предпочитает.
Какую подушку любит.
Как храпит.
Как смеётся.
Как молчит.
И потом — потерять.
И не сломаться. — Как вы с этим справляетесь? — спросила я.
Он повернулся ко мне.
Без упрёка.
Без удивления.
Просто посмотрел. — Я не справляюсь.
Я живу. — Но как? — Она бы не хотела, чтобы я лежал и смотрел в потолок.
Она бы сказала: «Александр, иди гуляй.
И расскажи кому-нибудь обо мне.
Чтобы помнили».
Он улыбнулся.
Первый раз за всё время разговора. — Вот я и рассказываю.
Вам. *** Салюты стихли.
Небо потемнело и стало тихим.
Только звёзды.
И холод.
Я чувствовала, как замерзают пальцы, но не шевелилась.
Я думала.
Пятьдесят лет.
Он любил одну женщину пятьдесят лет.
А я?
Ни одного человека дольше полутора лет.
Дмитрий — год.
Евгений — восемь месяцев.
Алексей — полгода.
И каждый раз уходила я первой. «Мне нужно пространство». «Я не готова к серьёзным отношениям». «Давай останемся друзьями».
А на самом деле — боялась.
Боялась, что будет больно.
Что будет как у мамы с папой.
Сначала любовь, потом крики, потом молчание, потом развод.
Я была подростком, когда они расстались.
И решила: со мной такого не случится.
Я не впущу никого так близко, чтобы потом было больно терять.
И вот сижу.
Двадцать восемь лет.
Новогодняя ночь.
Одна на лавочке с незнакомым стариком.
А он — потерял всё.
Жену, с которой провёл полвека.
И он — счастливее меня.
Потому что у него была Ирина.
А у меня — ремонты чужих квартир.
Заказчики, которые не могут выбрать цвет стен.
