«Ухожу к ней».
Вот и все.
Предел.
Тамара нередко воображала, как это произойдет, ожидая, что она взревет, словно зверь, или раздастся зловещий смех.
Однако на деле внутри нее не возникло ничего, кроме глухой, но глубокой тоски.
Пока что.
В квартире царила такая тишина, что она казалась оглушающей, и Тамара не выдержала — включила телевизор.
Громкие и искусственные голоса из сериала немного разрядили обстановку.
Она с трудом опустилась на стул, взяла телефон и набрала номер подруги.
Через десять минут она уже мчалась к ней в такси, а спустя двадцать минут подруга подавала бокалы, нарезала сыр, и весь вечер они вместе ругали мужа Тамары, плакали, громко выли: «Ему я сказала только хорошее», — так что соседи по трубам стучали.
Под вечер Тамара решила отправиться домой, и подруга вызвала ей такси, но Тамару так мутило, так хотелось свежего воздуха… — «Я на троллейбусе», — сказала она, язык заплетаясь.
На улице дышалось легко.
Правда, к вечеру похолодало, и растаявшие днем лужи покрывались ледяной коркой, из-за чего Тамара ощущала себя Евгением Плющенко — настолько мастерски она преодолевала скользкие участки.
Однако, не доходя до остановки, она вдруг упала, придавив своей немалой массой правую руку. — «Ой-ой-ой!» — вскрикнула Тамара.
К ней подбежала молодая девушка с прямой челкой и в круглых очках, пытаясь помочь подняться, но Тамару душили слезы стыда и боли, и она зло крикнула: — «Отстань!»
Девушка отпрянула и сказала кому-то рядом: — «Совсем пьяная…» Тамара никогда прежде не ощущала себя такой жалкой и беспомощной.
Мимо проходили люди, кто-то в сапогах, какие-то подростки — хоть бы не из её школы! — грубо смеясь над нелепой женщиной.
Рука болела невыносимо, и Тамара начала стонать, всё еще пытаясь подняться самостоятельно.
Вдруг какой-то мужчина схватил её за отсутствующую талию, легко поднял в воздух и аккуратно поставил на землю, поддерживая некоторое время, чтобы она не упала. — «Вот это да, какие люди!» — рассмеялся он.
Перед ней стоял Иванов.
