Из комнаты выскочила Катя, услышав отцовский голос. Она остановилась, колеблясь, и посмотрела на нас с Олесей.
Алексей опустился на колени, протягивая дочери руки:
— Солнышко, прости меня… Я был слепым идиотом.
Катя медленно приблизилась, и он осторожно обнял её дрожащими руками. Я стояла, чувствуя, как ноги начинают подкашиваться. Олеся крепко схватила меня за локоть, словно поддерживая.
Алексей поднял на меня взгляд:
— Я всё осознал… Когда вернулся домой, а там… — он замялся, — мама с Ольгой уже переставили всю мебель, выбросили твои цветы… В нашей спальне валялись её вещи… Я вдруг понял, что это больше не мой дом. Что я потерял…
В его голосе звучала такая боль, что у меня подкатила ком к горлу. Олеся тихо выдохнула:
— Может, вам поговорить наедине? Я займусь Катей.
Она увела дочь в сад, оставив нас наедине. Алексей стоял, не решаясь приблизиться.
— Я был дураком, — тихо признался он. — Ты во всём была права… Я… Сегодня утром отправил их обратно. Сказал, что нам нужно разобраться в наших отношениях без их вмешательства.
Я молчала, чувствуя, как слёзы текут по щекам. Он осторожно сделал шаг вперед:
— Я не прошу прощения сразу… Я понимаю, что разрушил твоё доверие. Но дай мне шанс доказать, что могу измениться.
Снаружи раздался смех Кати и Олеси. Луч солнца упал на стол с нашими недопитыми чашками. В этот момент я вдруг осознала — возможно, это и есть тот самый переломный момент, после которого всё может измениться.
— Хорошо, — тихо ответила я. — Но есть условия…
Алексей напрягся, готовый к любому решению. Я глубоко вдохнула:
— Во-первых, это наш с Катей отпуск. Ты здесь гость. Во-вторых… — я посмотрела ему прямо в глаза, — никаких звонков маме. Никаких советов от Наташи. Только мы. На две недели.
Он кивнул, и в его взгляде я впервые за долгое время увидела того Алексея, в которого когда-то влюбилась.
— Спасибо, — прошептал он. — Я не подведу.
За окном Катя весело крикнула:
— Папа, мама! Идите скорее! Тут настоящий апельсиновый куст!
Мы обменялись взглядами. Путь к примирению будет долгим, но первый шаг сделан. И главное — Коблево наконец стало нашим. Общим.
Первые дни оказались самыми странными. Мы жили в своеобразном перемирии — Алексей снял комнату в соседнем гостевом доме, но каждое утро приходил к нам, словно боясь, что мы исчезнем. Олеся наблюдала за нами с мудрой улыбкой, давая пространство для сложных разговоров.
Утро третьего дня началось необычно. Я проснулась от тихого шума в саду. Подойдя к окну, увидела Алексея — он сидел на скамейке, наклонившись над блокнотом, что-то сосредоточенно записывая. Заметив мой взгляд, он вздрогнул и поспешно закрыл тетрадь.
— Что это? — спросила я, подходя с двумя чашками кофе.
Он покраснел, но показал мне страницу. Там был список: «1. Научиться слушать. 2. Не принимать решения в одиночку. 3. Помнить, что семья — это мы трое…»
— Я начал вести дневник, — признался он. — Чтобы не забыть, ради чего приехал сюда.
Я молча взяла блокнот и дописала внизу: «4. Найти общее Коблево». Алексей посмотрел на эти слова, и в его глазах появилось что-то новое — понимание.
В тот день мы впервые отправились на пляж все вместе. Катя бежала вперед, скинув сандалии на бегу. Когда мы вышли на берег, она остановилась, поражённая:
— Оно… Оно огромное! И настоящее!
Алексей внезапно опустился на колени рядом с ней:
— Прости, что чуть не лишил тебя этого, солнышко.
Катя обняла его за шею:
— Зато теперь мы все вместе!
Я стояла рядом, чувствуя, как что-то внутри меня начинает оттаивать. Коблево шумело у наших ног, солнце согревало спину, и в этот момент все проблемы казались такими далекими.
Вечером, когда Катя, уставшая от впечатлений, заснула, мы с Алексеем сидели на веранде. Он вдруг сказал:
— Сегодня я позвонил маме. Сказал, что мы остаёмся здесь весь отпуск. Что нам нужно время.
— И как она отреагировала? — я напряглась.
— Сначала кричала, — он усмехнулся. — Потом плакала. Потом сказала, что я «попал под каблук». — Он сделал паузу. — А я ответил, что если это каблук, то он мне нравится.
Я рассмеялась, вдруг осознав, что не смеялась так искренне уже много месяцев. Алексей аккуратно взял мою руку:
— Я не прошу сразу всё забыть. Но давай попробуем начать заново? Прямо здесь, у этого Коблево.
Я посмотрела на его руку, покрытую лёгким загаром, где выделялся белый след от снятого обручального кольца. Он заметил мой взгляд:
— Я снял его, когда ты уехала. Не имел права носить, пока не заслужу обратно.
В этот момент что-то перевернулось во мне. Я не сказала «да». Не сказала «я тебя прощаю». Но когда на следующее утро мы снова пошли на пляж, я не отдернула руку, когда он взял мою.
Катя бежала впереди, оставляя отпечатки на влажном песке. Алексей внезапно остановился:
— Смотри!
Мы заметили, как недалеко от берега появился дельфиний плавник. Катя визжала от восторга, а мы стояли рядом, плечом к плечу, наблюдая, как наше Коблево дарит нам это чудо.
В последний день отпуска мы сидели на тёплом песке, глядя, как Катя строит огромный песочный замок. Алексей неожиданно достал из кармана три маленькие ракушки:
— Чтобы помнить. Одна — тебе, одна — Кате, одна — мне. — Он положил самую красивую в мою ладонь. — Когда мы вернёмся домой и мне снова будет трудно, я буду смотреть на неё и вспоминать, что значит быть семьёй.
Я сжала ракушку в кулаке, ощущая её острые края. Она была похожа на нашу жизнь — неидеальную, шершавую, но прекрасную своей искренностью.
— Знаешь что? — сказала я, глядя вдаль. — Давай в следующем году снова приедем сюда. Только втроём.
Алексей не ответил, но крепче обнял меня за плечи. А Коблево, наше общее Коблево, тихо шумело у ног, словно говорило: «Я буду ждать вас».
Прошло полгода.
На кухонном подоконнике лежала та самая ракушка — слегка пыльная, но всё такая же крепкая. Иногда я брала её в руки, когда Алексей задерживался на работе допоздна или свекровь звонила с «очень важным разговором». Просто перекатывала её между пальцами, вспоминая шум прибоя.
Алексей тоже хранил свою ракушку. Однажды я нашла её в его портмоне, когда искала чек из магазина. А ракушка Кати лежала в особой коробочке с «самыми-самыми» сокровищами — рядом с первым выпавшим зубом и билетиком из дельфинария.
Свекровь так и не простила мне «побега». Но теперь Алексей говорил с ней строгим голосом: «Мама, это не обсуждается» — и вешал трубку. Иногда она обижалась и не звонила неделю. Это было прекрасно.
Мы также купили большой календарь и отметили в нём дату: «Следующее Коблево». Красным кружком. Потому что теперь оно наверняка будет нашим.
Иногда нужно убежать, чтобы наконец найти дорогу домой.
