В этот ноябрьский вечер я вновь неожиданно пришла к Тамаре, услышав по телефону детский кашель.
На пороге витал запах того же недоваренного супа и тревоги, которая давно уже сменила уют в этом доме.
Моя дочь стояла у окна, бледная и измотанная, с синеватыми кругами под глазами, волосы небрежно собраны.
Маленький Илья, пятилетний мальчик с большими глазами, сидел в углу с планшетом, хотя ещё неделю назад радовался даже простым бумажным самолетикам. — Мам, зачем ты опять пришла?.. — произнесла Тамара, голос её звучал словно сломанный.
Я не стала сразу отвечать.

В душе всё смешалось — любовь и тревога, усталость и чувство вины. — Просто пришла проведать… Ильюш, как ты, солнышко?
Он лишь мельком посмотрел исподлобья, будто ожидал очередных требований — поесть, помыть руки или не шуметь.
Я осмотрела комнату: игрушки раскиданы, недопитый чай, вещи разбросаны без порядка.
Это не совсем беспорядок, но в каждой детали чувствовалась тревога.
Тамара села на подоконник, уставившись в серое окно: — Мам, я правда стараюсь… Просто я вымоталась.
Но он — мой сын.
Голос её дрогнул, и я глубоко вдохнула, собравшись с силами, которых хватало нечасто: — Позволь мне забрать Илью.
Не навсегда — пока ты не придёшь в себя.
Я вижу, тебе больно, и тебе трудно.
Я не враг… Но сейчас его нужно спасать, Маша.
Она тихо заплакала, скрыв лицо руками.




















