В тот момент я осознала: внутри меня есть сила, способная защитить себя даже среди шумной толпы.
После тоста в белом платье в воздухе повисла необычная атмосфера — словно все поняли, что сегодня не только её день, а наш общий праздник.
Однако во мне продолжал пылать огонь — смесь обиды, злости и неведомой ранее внутренней мощи.
Я не дала слезам вырваться, не ушла с места — наоборот, с каждой минутой ощущала растущую уверенность.
За столом вновь зазвучали песни, начались танцы, но я вдруг почувствовала, что стала взрослее.
Каждый раз, когда Ольга Ивановна бросала колкие замечания, я ловила её взгляд и отвечала спокойно и доброжелательно, давая понять — такой тон больше не пройдет.
К вечеру, когда шум стих, а гости расслабились, я отвела Алексея в сторону.
Сердце бешено стучало — говорить это было сложно, но молчать нельзя: — Ты ведь понимаешь, как мне больно… и обидно.
Этот день был нашим, а она пыталась его испортить.
Он долго молчал, затем крепко прижал меня к себе: — Прости, что сразу не вмешался.
Но я горжусь тобой.
Правда.
И больше никому не позволю обижать тебя, даже маме.
Впервые я ощутила: да, теперь мы — одно целое.
Мы — семья, и наша правда важнее чужих условностей.
Все, к чему раньше цеплялась Ольга Ивановна, потеряло значение перед этим тихим, искренним союзом.
Моя взрослая жизнь началась не с платья и не с криков, а с умения спокойно и по-настоящему защищать себя.
