Сайт для Вас! — Я тебе как мать говорю: разводись!
Немедленно подай заявление на развод! — голос Тамары Сергеевны дрожал от сдерживаемого гнева, когда она ворвалась в нашу спальню без предупреждения, размахивая какими-то бумагами.
Я проснулась от её крика и села на кровати, пытаясь осознать, что происходит.
Рядом со мной Алексей тоже приподнялся на локте, растерянно моргая от сна.
На часах было семь утра воскресенья — единственного дня, когда мы могли позволить себе понежиться в постели подольше.
Свекровь стояла в центре комнаты в своём привычном махровом халате, а её лицо пылало от ярости.
В руках она сжимала наши документы — те самые, что мы хранили в верхнем ящике комода. — Мам, что происходит? — сонно пробормотал Алексей, потирая глаза. — Что за дела? — свекровь почти задыхалась от возмущения. — Твоя жена, оказывается, владеет загородной недвижимостью!
Целым домом!
И умалчивала об этом три года!
Моё сердце буквально сжалось.
Она обнаружила документы на дачу, которую в наследство оставила мне бабушка.
Я действительно никогда не рассказывала свекрови об этом, зная её характер и страсть к чужим вещам. — Это дача моей бабушки, — тихо ответила я, подтягивая одеяло повыше. — Старенький домик в деревне, ничего особенного. — Ничего особенного? — Тамара Сергеевна швырнула бумаги на кровать. — Я только что разговаривала с подругой из кадастровой палаты.
Участок — пятнадцать соток, дом — восемьдесят квадратных метров!
Это целое состояние!
И ты молчала!
Алексей повернулся ко мне с удивлением.
Я никогда не скрывала от него существование дачи, просто мы ни разу там не были — она находилась в трёхстах километрах от города, и я собиралась съездить туда летом, чтобы привести всё в порядок. — Мам, это личная собственность Ольги, — попытался заступиться муж, но свекровь перебила его на полуслове. — Личная?
В семье не бывает ничего личного!
Она живёт в моём доме, ест мой хлеб, а сама прячет недвижимость!
Знаешь, что это значит?
Она с самого начала собиралась тебя бросить!
Приготовила для себя запасной аэродром!
Внутри меня поднялась волна возмущения.
Три года я терпела её придирки, постоянный контроль, бесконечные упрёки.
Три года я готовила, убирала, стирала для всей семьи, работая при этом полный рабочий день.
И вот теперь меня обвиняют в корысти из-за старой бабушкиной дачи. — Тамара Сергеевна, я не обязана отчитываться перед вами о наследстве моей бабушки, — максимально спокойно произнесла я, хотя руки уже дрожали от напряжения. — Ах, не обязана? — свекровь приблизилась ко мне, нависая сверху. — А жить в моём доме ты обязана?
Пользоваться моими вещами обязана?
Тогда слушай внимательно: либо переписываешь этот дом на Алексея, либо уходишь отсюда.
Выбор за тобой!
В комнате воцарилась тишина.
Я посмотрела на мужа, ожидая, что он выступит в мою защиту, скажет матери, что та зашла слишком далеко.
Но Алексей молчал, рассматривая узор на одеяле.
Это молчание ранило сильнее любых слов. — Алёша будет прав, — продолжила Тамара Сергеевна, принимая молчание сына за согласие. — Он единственный мужчина в семье, кормилец.
А ты кто такая?
Пришлая!
Три года живёшь здесь и даже ребёнка родить не можешь!
Последние слова прозвучали как оскорбление.
Мы с Алексеем целый год пытались зачать ребёнка, проходили обследования.
Врачи утверждали, что с нами всё в порядке, просто нужно время и меньше стресса.
Но как уберечься от стресса, когда свекровь ежедневно напоминает мне о моей «неполноценности»? — Мам, хватит, — наконец произнёс Алексей, но его голос звучал вяло, без настоящего протеста. — Что значит хватит?
Правду говорить перестать? — Тамара Сергеевна обернулась к сыну. — Я тебя одна вырастила, всю жизнь на тебе держалась!
А ты привёл в дом чужую женщину, которая за твоей спиной прячет недвижимость!
Она тебя не любит, понимаешь?
Любящая жена не стала бы ничего скрывать!
Я встала с кровати, не выдерживая больше этого спектакля.
Без слов прошла мимо свекрови в ванную, закрыла дверь и включила воду, чтобы не слышать продолжения скандала.
В зеркале отразилось бледное лицо с тёмными кругами под глазами.
Три года такой жизни оставили свой след.
Когда я вышла, Тамары Сергеевны уже не было в комнате.
Алексей сидел на кровати, уткнувшись в телефон. — Оля, зачем ты её злишь? — сказал он, не поднимая глаз. — Могла бы и рассказать про дачу. — Злить? — я не поверила своим ушам. — Твоя мать врывается в нашу спальню, роется в наших вещах, оскорбляет меня, а я её злю? — Ну она же волнуется за меня.
Мы действительно могли бы оформить дачу на двоих, что в этом такого?
Я смотрела на него и понимала, что передо мной не мужчина, а тридцатилетний мальчик, который так и не сумел отделиться от матери.
Все эти годы я надеялась, что он изменится, повзрослеет, начнёт защищать нашу семью.
