Оказывается, часть меня давно была готова к этому моменту. — Твоя мать с первого же дня считала меня недостойной тебя.
И ты ни разу не пытался изменить её мнение.
Знаешь почему?
Потому что в глубине души ты с ней согласен.
Он открыл рот, но не смог ничего ответить. — Вот именно, — кивнула я. — А теперь извини, мне нужно позвонить таксисту.
Дверь квартиры захлопнулась за мной с глухим щелчком.
Я стояла на лестничной площадке с чемоданом и сумкой, и внезапно меня охватила паника.
Господи, что же я натворила?
Мне сорок лет, я учительница русского языка с зарплатой в тридцать тысяч гривен.
Куда я собираюсь?
К родителям, в их однокомнатную квартиру?
К подруге Наташе, у которой самой трое детей?
Телефон завибрировал.
СМС от Наташи: «Еду за тобой.
Будешь жить у меня, пока не разберёшься.
Не смей возражать».
Слёзы наконец прорвались.
Наташа.
Моя школьная подруга, которая каким-то шестым чувством всегда понимала, когда мне плохо.
Я позвонила ей за полчаса до разговора с Алексеем, просто чтобы рассказать о его заявлении.
Она сразу сказала: «Лена, если решишь уходить — звони немедленно».
Через двадцать минут подъехала машина Наташи.
Она молча помогла загрузить вещи, крепко и долго обняла меня, и только когда мы отъехали от дома, спросила: — Как ты? — Свободна, — выдавила я сквозь слёзы и смех одновременно. — Страшно до ужаса, но свободна.
Наташа кивнула, понимая. — Знаешь, в какой-то момент каждая женщина должна принять выбор — продолжать терпеть или начать жить.
Ты сделала правильный выбор.
Следующие дни казались странными.
Я словно находилась в подвешенном состоянии между прошлым и будущим.
Алексей звонил по десять раз в день — сначала требовал вернуться, потом умолял, затем снова угрожал.
Я не брала трубку.
Тамара Сергеевна прислала длинное сообщение о том, какая я неблагодарная, как посмела бросить её сына, который дал мне всё — квартиру, обеспеченную жизнь, статус.
Я прочитала и удалила.
Квартиру покупали на мои деньги — наследство бабушки и моя зарплата за многие годы. «Обеспеченная жизнь» — это я работала на двух работах, чтобы свести концы с концами, пока Алексей «искал себя» в бизнесе.
А статус…
Господи, какой статус — быть прислугой в собственном доме?
Через неделю позвонила дочь.
Ольге было уже девятнадцать, она училась в университете в другом городе. — Мам, папа сказал, что ты ушла из-за бабушки, — голос звучал встревоженно. — Это правда?
Я глубоко вздохнула. — Олюшка, я ушла не из-за бабушки.
Я ушла, потому что твой папа поставил меня перед выбором — либо согласиться на условия, унижающие моё достоинство, либо уйти.
Я выбрала достоинство.
Молчание.
Потом: — Я тебя понимаю, мам.
Бабушка… она всегда была властной.
А папа слушался её больше, чем тебя.
Я видела.
Просто… не хотела замечать. — Не вини себя, солнышко.
Я сама много лет этого не замечала. — Ты не вернёшься? — Нет.
Не вернусь. — Хорошо, — в голосе дочери прозвучало облегчение. — Знаешь, я всегда хотела, чтобы ты была сильнее.
Чтобы не сдавалась.
И вот теперь ты это сделала.
Я расплакалась после этого разговора.
Но это были другие слёзы — не горечи, а освобождения.
Прошёл месяц.
Я сняла маленькую однокомнатную квартиру на окраине, устроилась на дополнительные занятия по выходным, чтобы покрывать аренду.
Жизнь была скромной, но спокойной.
По вечерам я пила чай на крохотной кухоньке, смотрела в окно и ощущала себя счастливой.
Нет, точнее — я ощущала себя собой.
Подала на развод.
Алексей не стал возражать, что казалось странным.
