— Это моя независимость, понимаешь?
— Независимость от кого?
— От меня?
— Нет, не от тебя.
— Просто моя собственная.
Всю жизнь я была зависима от других: сначала от родителей, потом от тебя. Мне хотелось иметь что-то, что принадлежит лишь мне.
— Но мы семья. У нас не должно быть «моё» и «твоё».
— Должно. Игорь, каждый человек вправе иметь личные вещи. Это нормально.
Он молчал, ковыряя вилкой картошку.
— А как же мама?
— Пусть копит на дачу. Или оформит кредит. Или ты ей поможешь своими деньгами.
— У меня нет денег!
— А у меня есть?
— Игорь, я зарабатываю столько же, сколько и ты. Плачу половину счетов, покупаю продукты и одежду для себя. Откуда у меня возьмутся лишние деньги на дачу твоей мамы?
Он встал, отодвинул тарелку в сторону.
— Значит, ты отказываешься помогать моей матери?
— Я отказываюсь продавать свою машину. Это разные вещи.
— Для меня это одно и то же.
Он ушёл в спальню и закрыл дверь.
Я осталась на кухне, доедая ужин. Слёзы душили меня, но я не позволила им пролиться. Не стану плакать из-за этого.
Прошла неделя.
Мы с Игорем почти не общались. Он приходил поздно и уходил рано. Я занималась своими делами: работала, встречалась с подругами. Но напряжение между нами только усиливалось.
Однажды вечером неожиданно зашла свекровь. Без предупреждения, просто позвонила в дверь.
Я открыла и увидела её с пакетами в руках.
— Здравствуй, Таня. Я принесла пирожки. Игорь любит с капустой.
— Здравствуйте. Проходите.
Она вошла и направилась на кухню, начала доставать пирожки. Я стояла в дверях, наблюдая.
— Таня, садись. Давай поговорим по-хорошему.
Я села. Наталья Ивановна налила чай и протянула мне чашку.
— Я не хочу ссориться с тобой. Правда. Ты жена моего сына, я должна тебя любить. Но ты меня не уважаешь.
— Наталья Ивановна, я вас уважаю. Просто не могу продать машину.
— Почему? Объясни, почему для тебя кусок железа важнее здоровья человека?
— Это не просто кусок железа. Это моя независимость.
— Независимость? От кого? От семьи?
— От необходимости просить, чтобы кто-то меня подвёз. От ожидания такси. От ощущения, что сама ничего не могу.
Наталья Ивановна вздохнула и отпила из чашки.
— Понимаю. Но я тоже человек. Мне плохо в Василькове. Там душно, шумно. Хочу на землю, сажать цветы, собирать ягоды. Это моя последняя мечта.
— Тогда копите на дачу.
— Мне семьдесят лет! Сколько ещё копить? До смерти не накоплю!
— А почему я должна платить за вашу мечту?
Слова вырвались сами. Наталья Ивановна побледнела, поставила чашку.
— Значит, так. Ты считаешь меня обузой.
— Я этого не говорила.
— Говорила. Я всё поняла. Ты не хочешь помогать. Хорошо. Запомню.
Она встала, взяла сумку. Пирожки оставила на столе. Вышла, хлопнув дверью.
Я осталась сидеть, глядя на нетронутый чай. Неужели я действительно такая чёрствая?
Игорь узнал об разговоре от матери. Пришёл домой в ярости.
— Ты её обидела! Мою мать родную обидела!
— Я просто сказала правду!
— Какую правду?
— Что ты эгоистка!
— Нет!
— Что я не обязана отдавать свою машину!
— Обязана! Ты моя жена! Должна помогать моей семье!
— А я? Я не семья?
— Ты семья, но мама важнее!
Эти слова прозвучали словно пощёчина. Мама важнее.
