Если я заболеваю, то сваливаюсь в болезнь резко, внезапно и глубоко. Будто ныряю в нее с тазиком цемента — сразу на дно. Еще во вторник я бегала и звездила, бодра и весела, а в среду — температура под 40, сопли ручьем и кашель, будто я пытаюсь выплюнуть легкие. Прошлым летом я была одна с двумя детьми. Как-то так получилось, что разъехались все: муж в командировке, родители на море, няни (обе) были заняты: одна на даче с внуками, вторая — с гипсом на ноге.
Суперсила существует, и это — Любовь!
И именно в это время я умудрилась кулем съехать в пропасть гриппа. Просто проснулась как-то, разлепила глаза и не смогла подняться утром: дикая слабость, голова отчаянно гудит от температуры, горло болит так, будто я проглотила моток колючей проволки.
Врача вызвала, таблетки выпила, но чувствовала себя все равно ужасно.
С трудом занималась детьми. Ну как занималась, заварила гречки, включила мультик…
Дочке было полтора года. К тому моменту она как раз недавно перенесла операцию по восстановлению слуха, потерянного после менингита, и обожала игры со звуком: дудеть в дудочки, бить в барабаны. Видимо, она таким образом кайфовала от того, что снова слышит. У нас даже все книжки были музыкальные.
День я как-то просуществовала, лежа на кровати, иногда сползая с нее, чтобы сменить ребенку подгузник или переодеть.
Сын активно пытался помогать, присматривал за сестрой, подавал мне воду, был проинструктирован, что он должен не давать мне спать, а то меня так отчаянно тянуло в сон..
К вечеру мне стало хуже. Высокая температура никак не сбивалась. Я лежала на кровати абсолютно без сил и наблюдала за детьми.
Дочка постоянно издавала звуки: то долбила молоточком по кубикам — строила дом, то двигала стул, как машинку, то играла на детском пианино.
Каждый звук глухим эхом отзывался в моей гудящей голове. Она раскалывалась так явно, что я держала ее руками, чтобы не развалилась.
Дочка еще и петь начала, и я заплакала от жалости к себе. Я не могу объяснить полуторагодовалому ребенку ценность тишины для болеющего человека.
— Мам, давай поговорим? — вдруг предлагает сын, который очень за меня переживал весь день.
Он любит болтать со мной про все. Про детство, его и мое, про мечты, про друзей — это его способ развлечься и отвлечься.
И я тоже люблю с ним болтать, но не сейчас… Сейчас худший для этого момент. Я без сил, горло сипит, я раздражена и обесточена, какие рассказы в такой момент?
Я разозлилась. Ребенку уже 8 лет, пора понимать, что не весь мир крутится вокруг него, пора научиться замечать людей!
— Ты вообще обратил внимание, что я болею? — зашипела я, срывая остатки голоса. — Ты в курсе, что мне сложно говорить, а уж тем более развлекать тебя? Ты знаешь, что это эгоизм? Обычный эгоизм?
Я ругаюсь на сына и трачу на эту ругань остатки сил. Потом закрываю глаза и восстанавливаю сердцебиение.
Сын хотел что-то сказать, но дочка сломала куклу, заплакала, сын пошел чинить, а я — успокаивать… Мы с сыном так и остались рассоренные.
Я изо всех сил жду, когда наступит вечер, я искупаю детей — и спать. Невозможная слабость, и мне необходим сон, потому что сначала маску на себя…
Когда заснула дочь, я, окончательно обессиленная, вошла на кухню за таблетками и увидела, что сын …моет посуду. Он обернулся, увидел меня и пробормотал:
— Мам, я хотел пояснить… Когда я болею, ты всегда приходишь ко мне, ложишься рядом, обнимаешь и рассказываешь что-то интересное. Я слушаю и забываю про болезнь. И мне лучше. И я хотел рассказать тебе что-то сам, не тебя мучить, я думал….может, тебе тоже станет лучше, как мне… Я помочь хотел.
Мне становится ужасно стыдно. Я совершенно не заслуженно сорвалась на сына.
Дети просто копируют поведение взрослых. Сын знает, как заботятся о нем, когда он болеет, и просто повторяет паттерны этой заботы. Я его отвлекаю обычно от болезни, и он меня хотел отвлечь.
— Прости меня, Дась. Я от болезни совсем ничего не соображаю. Пойдем спать. Обниматься не станем, чтобы я в тебя не дышала микробами. Но ты ложись к себе и расскажи мне что-нибудь интересное, я с радостью послушаю. Это даже лучше лекарств.
И мы лежим на кроватях, накрывшись одеялами по самые носы, меня знобит, и я слушаю рассказ сына про какой-то случай в школе, и вспоминаю…
Вспоминаю, что когда сын был маленький, он очень редко болел, зато если заболевал, то серьезно, и мы с мужем сразу ужасно пугались, потому что совершенно не умели лечить болеющих детей.
А все вокруг давали ценные и зачастую противоречивые советы, и даже врачи (одни прописывали препарат, другие говорили, что он бесполезен ) еще больше пугали своими разными, но непременно экспертными мнениями.
Муж брал температурящего сына на ручки и прижимал к себе. Носил его на руках, пытаясь забрать боль и температуру себе. В общем комплексе лечебных процедур эта магия была очень важна. Парацетамол и папа, забирающий себе боль.
Я взрослая тетя, я понимаю, что температура падала из-за жаропонижающих, но это не мешало мне верить в супер-силу чудо-папы, который может спасти своего ребенка из лап болезни.
Когда дочка заболела менигитом, и нас госпитализировали, муж приезжал к нам в больницу каждый день, клал к себе на живот и только в таком виде ее крохотную ручку присоединяли к капельнице.
Капельница закачивала в нее антибиотик, убивающий болезнь, а папа забирал боль. И все медсестры, взрослые женщины, верящие в медицину, а не чудеса, все равно назначали время капельниц на время, когда муж мог приехать к дочери.
Потому что чудо всегда имеет место быть, и потому что суперсила существует, и это — любовь.
— Дася, какой чудесный рассказ! Мне сразу стало лучше! Намного! Правда.
Сын радостно засыпает с мыслью, что он немножко спас маму.
Семья — это территория безусловной поддержки, где ты нужен любой — болеющий, ошибающийся, обесточенный и слабый. Потому что там тебя любят любым и всегда прощают.
И всегда залатают любую твою рану, физическую, на коленке, или моральную, на сердце, суперсилой любящих сердец…
