Когда мой сын впервые произнёс эту фразу, мне показалось, что я неправильно расслышала. — Что ты сказал, Артём?
Он не поднимал глаз на меня.
Упрямо переступая с ноги на ногу, он ходил по кухне, вертя в руках телефон.
Молодой, полный сил, стремящийся прожить жизнь быстро.
Мой сын.
Мой мальчик, которого я воспитывала одна после смерти мужа. — Мам, пойми, — в голосе его звучала не вина, а раздражение, — я не могу постоянно за тобой присматривать.
Работа, Ольга, ребёнок.
Там о тебе позаботятся, тебе там будет лучше.
Слово «там» повисло в воздухе, словно осколок льда.
Я не заплакала.
После похорон Владимира мои слёзы иссякли.
Тогда я думала, что хуже уже не будет.
Но ошибалась.
Дом престарелых «Лазурное Гнёздышко» встретил меня запахом лекарств и хлорки.
Женщина в белом халате улыбнулась с натяжкой, забрала мой паспорт и список лекарств. — Не волнуйтесь, у нас хорошие условия.
Привыкнете.
Я кивнула, не чувствуя опоры под ногами.
Сын помог донести чемодан в комнату.
Небольшая, светлая, с двумя кроватями.
На другой кровати лежала худая пожилая женщина с блеклыми глазами. — Новенькая? — тихо спросила она. — Возможно, — ответила я.
Артём оглянулся, затем на мгновение обнял меня, словно по привычке. — Мам, я потом приеду.
Как-нибудь.
Не переживай, хорошо?
Дверь за ним закрылась.
И началась новая жизнь — чужая, ненужная, тишина.
Первые недели я ждала.
Каждый вечер сидела на скамейке у ворот, улыбаясь каждому проезжающему автомобилю.
Кажется, вот-вот подъедет его «Форд», он выйдет, обнимет меня и скажет: «Мам, я не могу без тебя».
Ждала месяц, потом два.
Но сын так и не приехал.
Он позвонил только один раз — кратко, без чувств.
Сказал, что у них с Ольгой ремонт, денег нет, зато Максим пошёл в садик.
Я слушала и улыбалась, будто он говорил что-то радостное.
