Женщина, которую он назвал Ольгой, покачала головой и сделала глоток вина. — Игорь, зачем ты так? — произнесла она тихо. — Это жестоко.
— Может, следовало сказать сразу? — спросил он. — Нельзя сразу, — отмахнулся Игорь, наливая себе воды. — Сразу она устроит истерику. Начнётся ссора, разборки, мать подключит.
— А так… — он сделал паузу. — Я всё продумал. Тихо, спокойно. Сегодня ужин, расслаблю её, усыплю бдительность. Скажу, что уезжаю в командировку на месяц, на север, чтобы заработать денег. А сам пока перевезу вещи к тебе.
Тамара ощутила, как земля уходит из-под ног.
Фикус покачнулся, чуть не опрокинувшись. «К тебе». — А квартира? — спросила женщина тихо. — Ты же говорил, что с квартирой всё улажено. — Всё улажено, — ответил Игорь уверенно. — Документы почти готовы.
— Я же говорил, она оформлена на меня. Мать оформила дарственную ещё пять лет назад, а Тамара даже не подозревает. Думает, что квартира общая, ведь мы там ремонт делали на её деньги.
— Но по документам я единоличный собственник. Так что продадим трёшку, купим домик за городом, как ты всегда мечтала. А ей… ну, комнату в коммуналке сниму на первое время. Я же не зверь.
В глазах Тамары потемнело.
Звуки ресторана превратились в монотонный гул.
Ремонт.
Два года они жили в строительной пыли.
Она подрабатывала, мыла полы в подъезде, чтобы купить итальянскую плитку для ванной. «Для нас, Игорь, на старость».
Она продала мамины серьги — единственную память — чтобы заменить проводку и окна.
А квартира, оказывается, была не их.
Квартира принадлежала ему.
И он собирался её продать. — Ты уверен, что она согласится на выписку? — женщина выглядела обеспокоенной. — Там же прописка. — Куда она денется? — Игорь усмехнулся, и эта кривая, самодовольная улыбка пронзила Тамару сильнее ножа. — Я скажу, что для субсидии надо временно перепрописаться.
— Она в бумагах ничего не понимает. Скажу «надо» — и она подпишет. Она мне доверяет.
— Привыкла, что я всё решаю.
Тамара стояла без движения, словно не дыша.
В голове было пусто и звонко.
Каждое его слово падало в эту пустоту, как камень в колодец. «Наивная, как валенок». «Ремонт на её деньги». «Сниму комнату на первое время».
Она посмотрела на руки.
Обветренные, с короткими ногтями, без маникюра.
На рукаве пиджака, который штопала на прошлой неделе.
На дешёвые бусы из перехода.
Вся её жизнь, вся эта экономия, все эти «потерпим», «накопим», «потом поживём» — всё оказалось ложью.
Он не экономил.
Он просто не тратил на неё.
Он копил.
Для другой.
Для этой «Ольги» в бордовом платье.
Слёз не было.
Внутри поднималась холодная, тяжёлая волна.
Не истерика, нет.
Ярость.
Тамара вспомнила, как месяц назад Игорь пришёл домой и сказал, что потерял зарплату.
Мол, вытащили в метро.
Она тогда плакала, утешала его, брала у соседки деньги на продукты, кормила его пустыми макаронами, а сама пила чай без сахара.
А он, оказывается, купил это платье.
Или кольцо.
Или оплатил этот ужин.
Официант прошёл мимо с подносом и задел Тамару плечом. — Осторожнее, мадам! — шипнул он.
Игорь дернулся от звука, начал поворачивать голову.
Тамара отступила назад, спрятавшись за фикус.
Ей нельзя показываться сейчас.
Нельзя устраивать сцену.
Не здесь.
Не так.
Если она выйдет сейчас, начнёт кричать, плакать, бить посуду — она проиграет.
Он выставит её истеричкой, сумасшедшей.
Охрана выведет её под руки, а он останется рядом, будет жалеть себя, бедного, усталого от этой «ненормальной».
И всё равно сделает задуманное.
Продаст квартиру, выгонит её на улицу.
Нет.
Тамара медленно, не сгибая ног, отступила к выходу. — Игорь, мне кажется, там кто-то был, — с тревогой сказала женщина. — Да брось, официанты там бегают, — голос мужа звучал лениво и сыто. — Давай лучше выпьем за нас.
За новую жизнь.
Без прицепов.
