Все эти годы я надеялась, что он изменится, повзрослеет и начнёт защищать нашу семью.
Однако этого так и не случилось.
На кухне Тамара Сергеевна уже командовала обстановкой, громко гремя кастрюлями и демонстративно обижаясь.
Увидев меня, она с презрением фыркнула. — Завтрак на столе.
Ешь, пока горячий.
При таких невестках я бы даже воды не подала.
Я без слов села за стол.
Овсянка была пересолена — её излюбленный способ выразить недовольство.
Я жевала, не ощущая вкуса, размышляя о том, как многое изменилось за эти три года.
Когда мы только поженились, Тамара Сергеевна казалась доброй женщиной.
Она тепло меня приняла, говорила, что всегда мечтала о дочери.
Первые трудности начались после того, как мы переехали к ней — наша съёмная квартира была слишком далеко от моей новой работы, а дом свекрови находился в более удобном районе. «Поживёте пока у меня, а потом своё жильё купите», — говорила она.
Но «пока» растянулось на три года.
С каждым месяцем контроль становился всё жёстче.
Свекровь проверяла мои покупки, читала сообщения в телефоне, пока я была в душе, устраивала скандалы, если я задерживалась на работе даже на пять минут.
Алексей видел это, но предпочитал не вмешиваться. «Потерпи, она же старается для нас», — говорил он.
Но больше всего мне доставалось за отсутствие детей.
При каждом удобном случае Тамара Сергеевна напоминала, что я — «пустоцвет», что настоящая женщина уже давно родила бы.
Она водила меня к знахаркам, заставляла пить какие-то травяные настои, от которых меня тошнило.
А когда я отказывалась, обвиняла в том, что я сознательно не хочу рожать, чтобы не привязываться к семье. — Я поеду на дачу, — внезапно сказала я, отодвигая тарелку. — Посмотрю, в каком она состоянии. — Никуда ты не поедешь! — вскинулась свекровь. — Сначала разберёмся с документами! — Тамара Сергеевна, это моя собственность.
Я имею право распоряжаться ею. — Право у тебя, конечно, есть! — свекровь ударила ладонью по столу. — А обязанности ты выполняешь?
Ты уже три года тут нахлебницей сидишь! — Я работаю и вношу деньги в семейный бюджет, — напомнила я. — Твои копейки?
Я на коммунальные услуги больше трачу!
Это была неправда.
Я отдавалась половину зарплаты на общие расходы, покупала продукты, оплачивала интернет и телефон.
Но спорить было бесполезно — для свекрови я всегда оставалась нахлебницей.
Алексей появился на кухне, уже одетый. — Мам, может, хватит?
Ольга права, это её наследство.
Тамара Сергеевна обернулась к сыну с видом предательства. — Ах, так ты на её стороне?
Забыл, кто тебя воспитал?
Кто ночами не спал, когда ты болел? — Мам, это не имеет отношения к даче… — Всё имеет отношение! — свекровь почти кричала. — Если она тебя любит, значит, должна всем делиться!
А если прячет что-то, значит, готовится тебя бросить!
Я поднялась из-за стола. — Я поеду на дачу.
Мне нужно всё обдумать. — Оля, подожди, — Алексей попытался меня удержать, но я вырвалась. — Пусть едет! — выкрикнула Тамара Сергеевна. — И пусть там и остаётся!
Зачем нам тут змею приютить!
Я собрала сумку за пятнадцать минут.
Взяла документы, немного вещей, ноутбук для работы.
Алексей стоял в дверях спальни, наблюдая за моими сборами. — Ты правда собираешься уехать из-за какой-то ерунды? — Ерунды? — я повернулась к нему. — Твоя мать требует, чтобы я переписала на тебя дом моей бабушки.
Это ерунда? — Ну, можно же как-то договориться.
Не обязательно сразу прибегать к крайностям. — Алексей, мы три года «договариваемся».
И каждый раз я иду на уступки, а твоя мать требует всё больше.
Мне нужно побыть одной и всё обдумать. — А как же я?
Я посмотрела на него.
Тридцать два года, а в глазах всё тот же испуганный мальчик, боящийся расстроить маму. — А ты оставайся со своей мамой.
Вы прекрасно жили без меня и дальше проживёте.
Путь до дачи занял четыре часа.
Я ехала на автобусе, глядя в окно на мелькающие поля и леса.
С каждым километром, отдаляющим меня от города, становилось легче дышать.
Как будто невидимый груз постепенно спадал с плеч.
Дача встретила меня тишиной и запахом старого дерева.
Бабушка скончалась четыре года назад, и с тех пор здесь никто не жил.
