Через час длинные тусклые волосы Тамары превратились в аккуратное каре, а её глаза заблестели новым светом.
На следующий день Тамара впервые за долгое время улыбнулась своему отражению в зеркале. — Надо платье, — подумала она. — Хотя бы одно приличное. — У меня есть одно, — предложила Ольга. — Мне оно велико, так что не ношу.
Попробуй.
Тамара попыталась надеть платье — но не получилось.
Оно упёрлось в живот.
Ей стало неловко.
В тот же вечер с кухни пропали жирные подливы, сдобные пироги и колбасы.
Начался новый этап.
Без истерик, просто — вкусное и здоровое питание, бассейн три раза в неделю, утренние прогулки.
Прошло два месяца.
Жизнь шла своим чередом.
С каждым днём Тамара ощущала всё больше уверенности в себе.
В старом платье Ольги она теперь свободно помещалась и даже немного расстраивалась, что оно висит без дела.
Настроение заметно улучшилось: в зеркале отражалась уже не уставшая домохозяйка, а женщина с живыми глазами и лёгкой походкой.
Появилась осанка, в голосе — спокойствие.
Даже дорога на работу перестала казаться утомительной обязанностью: свежий воздух, тёплая куртка, аккуратно собранная сумка и маршрут по утренним улицам создавали ощущение начала нового дня, нового этапа.
Но внутри всё же тревожило беспокойство: как бы ни было хорошо у Ольги, жить у неё вечно Тамара не планировала.
Хотелось собственного, пусть и маленького, жилья. — Наверное, я вернусь, — однажды вечером призналась она подруге. — Куда? — удивилась та, будто не поняла. — Ну… к Васе.
Хотя бы на время.
Иначе неудобно, я и так тебя обременяю. — Ты с ума сошла?
Ты же только выбралась!
Возвращаться — всё равно что прыгнуть в яму, из которой с трудом выбралась.
Не смей.
Квартиру делите.
Поровну.
Себе — однокомнатную, ему — хоть сарай.
И всё.
Тамара задумалась.
Вечером всё же набралась смелости.
Пошла к мужу, постучала.
Дверь была незаперта.
За ней слышались голоса. — А где твоя жена? — спросил кто-то. — Выгнал, — прозвучал голос Алексея. — Надоела. — Без неё — тишина, покой!
А то всё жалуется, то жирное, то устала… Тамара замерла.
Дальше слушать не хотелось, но ноги словно приросли к полу. — А еда, уборка?
Кто теперь этим занимается? — спросил собеседник. — Пустяки!
Что готовить — двадцать минут, и всё!
А убирать — взял швабру, и порядок!
Я не понимаю, чем она целыми днями занималась!
