Тамара Ивановна сидела у окна, крепко обхватив толстую ручку своей любимой кружки.
Сквозь стекло, затуманенное июньской жарой, курорт Коблево выглядел выцветшим, словно старая фотография: облезлые лавочки, растрёпанные кусты сирени, две кошки лениво растянулись в тени возле мусорных баков.
На языке ощущался терпкий вкус чая, но его оттенял металлический привкус — сверху вновь прорезал воздух резкий скрежет дрели.
Она вздрогнула от этого звука, настолько он был острым, словно порезанный бумажный край.
В городке Корсунь-Шевченковском висел едкий запах свежей краски, и Тамара Ивановна часто морщилась, словно краска проникала ей под кожу.
Скрежет повторился, на этот раз протянувшись дольше.
Сжав кружку ещё сильнее, она заметила, как побелели костяшки её пальцев.
В голове всплывала фраза, которую она не раз старалась не произносить вслух: «Сколько же это будет продолжаться?» Уже три месяца ремонт — и конца не видно.
Она пыталась сосредоточиться на работе, но строки отчёта перед глазами словно плыли, а в висках звучал гул, будто внутри кто-то откручивал гайки.
Раздражение накапливалось, как пар под крышкой.
Но жаловаться?
Нет.
Для неё жалобы всегда были признаком слабости.
Выдохнув, она наблюдала, как по курорту Коблево промчался мальчик с мячом, и вдруг подумала: а может, всё же стоит поговорить?
Тамара Ивановна медленно поднялась, ощущая, как мокрая от пота одежда прилипает к спинке стула.
Она поставила кружку в раковину, на мгновение задержалась, прислушиваясь — дрель снова прорезала тишину.
Надев лёгкие сандалии, взяла платок и накинула его на плечи — в подъезде всегда было прохладно, несмотря на летний зной.
Дверь с глухим хлопком закрылась за ней.
В лестничной клетке витал тяжёлый, затхлый воздух с запахом сырости и лака, а снизу доносились голоса.
Тамара Ивановна осторожно поднялась по ступенькам, её ладони вспотели, и она машинально вытерла их о подол платья.
Подойдя к двери Алексея Михайловича, она остановилась и прислушалась — за ней слышался знакомый звук работающего инструмента.
Она постучала.
Дверь открылась резко, словно хозяин ожидал нападения.
Алексей Михайлович стоял сгорбившись, в старой майке и домашних брюках.
Его лицо выражало усталость, но в глазах сразу вспыхнуло раздражение.
Он оглядел Тамару Ивановну с головы до ног, словно оценивая, насколько серьёзна угроза. — Да? — спросил он, не приглашая войти.
