Голос звучал сухо, без следов истерики.
Она поинтересовалась, как идут дела на работе и не задерживает ли Анна платежи по ипотеке.
Про тетку Тамару ни слова не было.
Анна тоже молчала.
Связь с родственниками была заморожена.
На семейные праздники ее больше не приглашали, а в общем чате в Ватсапе исчезла.
Однако она поняла, что от этого ее жизнь не стала хуже.
Напротив, отпала необходимость покупать ненужные подарки троюродным племянникам, слушать советы о том, что «пора бы замуж и родить», и выносить нескромные вопросы о зарплате.
Прошло полгода, и под Новый год кто-то позвонил в дверь.
Анна заглянула в глазок.
Там стояла Людмила.
Одна, без мужа и детей.
Выглядела она измученной и заплаканной.
Анна открыла дверь. – Привет, – тихо сказала Людмила. – Можно войти?
Анна на миг задумалась, затем отступила в сторону. – Заходи.
Сними обувь на коврике.
Людмила прошла на кухню и уселась на край стула. – Я ушла от Владимира, – выпалила она, и глаза наполнились слезами. – Он стал пить и поднимать на меня руку.
Я отвезла детей к маме, а сама…
Мне некуда идти.
Мама пилит, говорит, что сама виновата, не удержала мужа.
Тетка Тамара сказала: «Терпи, у детей должен быть отец».
А я больше не могу.
Она подняла на Анну глаза, полные слез. – Аня, можно переночевать?
На пару дней.
Я ищу работу, сниму комнату и съеду.
Обещаю.
Буду тихой, лягу на пол.
Анна смотрела на сестру.
В памяти всплнилось лицо Людмилы полгода назад, искажённое злостью в глазок видеодомофона. «Совести у тебя нет!».
Но теперь перед ней сидела просто несчастная женщина.
И Анна вдруг осознала разницу.
Тогда это было грубое вторжение, требование «дай, потому что должна».
Сейчас же – просьба о помощи. – На пол лежать не надо, – глубоко вздохнула Анна. – В гостиной диван раскладывается.
Людмила застыла, не веря своим ушам. – Ты… правда пустишь?
После того, что мы тебе устроили? – Пущу.
Но при некоторых условиях. – Анна налила сестре чай. – Первое: никаких детей здесь.
Моя квартира для этого не подходит.
Второе: проживание не больше недели, пока ты ищешь жильё.
Я помогу с риелтором.
Третье: никаких советов о моей жизни и никакого обсуждения меня с теткой Тамарой.
Если узнаю – сразу выставлю. – Спасибо, – тихо сказала Людмила. – Аня, спасибо тебе.
Я была дурой.
Мы все были дураками.
Просто завидовали тебе.
Ты смогла вырваться, купила квартиру, живёшь для себя.
А мы топчемся на месте… – Зависть – плохое чувство, – заметила Анна. – Она разрушает.
Пей чай, я постелю.
Людмила прожила у неё пять дней.
Она была тихой, незаметной.
Мыла за собой посуду, боялась лишний раз наступить на ковер.
Через пять дней нашла комнату в коммуналке и съехала.
Этот эпизод стал переломным.
Увидев другой образ жизни – спокойный, чистый, уважительный, – Людмила начала меняться.
Она подала на развод, устроилась на работу, сократила общение с токсичной мамой и теткой.
С Анной они стали иногда созваниваться и ходить в кино.
Тетка Тамара так и не простила.
Но Анне это было безразлично.
Сидя вечером на любимом диване с книгой и бокалом вина, она смотрела на огни ночного города и размышляла, что «мой дом – моя крепость» – не просто красивая фраза.
Это философия выживания.
И чтобы в крепости было уютно, порой достаточно не опускать подъемный мост.
Даже если на другом берегу стоят люди с вашей фамилией.
