Я уже начала постепенно собирать свои вещи.
Мой любимый сервиз, ковры… – «Стоп», – резко перебила Тамара.
Нина Ивановна поперхнулась чаем. – «Что?» – «Стоп», – повторила Тамара.
Никаких нотариусов.
Никакого переезда.
И никакой доли. – «Тамара!» – вскрикнул Игорь, подскакивая. – «Мы же договаривались не устраивать скандалы!» – «Ты сам с собой договорился», – ответила она.
Я молчала и слушала.
Теперь выслушайте меня.
Этот дом в Нетешине куплен на мои деньги.
Я работала на трёх работах, пока ты, Андрей, искал «подходящую работу» и валялся на диване.
Мои родители, продав свою дачу, дали нам средства на ремонт, который, кстати, ты тоже не делал – нанимали бригаду, оплачиваемую из моих денег.
Твой вклад в этот дом – лишь твое присутствие и потребление ресурсов. – «Как ты с мужем так разговариваешь?!» – вскрикнула Нина Ивановна. – «Неблагодарная!»
Он взял тебя, когда у тебя не было ни гроша. – «У меня были деньги от комнаты и карьера!»
А у Игоря — лишь амбиции и мамины пирожки.
Я любила его и закрывала глаза на его бездействие.
Но сегодня вы переступили черту.
Вы хотите отобрать у меня то, что я заработала потом и кровью. – «По закону половина моя!» – взревел Игорь, лицо его исказила злость. – «Я отсужу половину и заселю маму назло!»
Ты будешь жить с ней в одной квартире, раз по-хорошему не хочешь!
Тамара посмотрела на него с отвращением.
Как она могла прожить с этим человеком семь лет?
Как не замечала этого мелочного, жадного, завистливого нутра? – «По закону?»
Хорошо, давай по закону.
А ты, Андрей, забыл, что у нас есть брачный договор?
В комнате воцарилась такая тишина, что слышалось, как в коридоре тикают часы.
Игорь застыл с открытым ртом.
Нина Ивановна замерла, держа чашку у губ. – «Какой договор?» – прошептал Игорь. – «Мы ничего не подписывали…» – «Подписывали.»
Пять лет назад.
Когда мои родители выделяли деньги на ремонт и мебель.
Папа настоял.
Ты тогда даже не стал читать, сказал: «Подпишу что угодно, лишь бы дали деньги».
Мы заверили документы у нотариуса.
Там чётко прописано: имущество, приобретённое по ипотеке, принадлежит тому супругу, на чьё имя оформлен кредит и кто платит по нему.
Ипотека оформлена на меня.
Все платежи идут с моего счёта.
Твоей подписи нет ни в одной платёжке.
Игорь побледнел.
Он начал в панике вспоминать.
Да, был поход к нотариусу, какая-то бумажка, отец Тамары тогда был настойчив, а Игорю хотелось купить большую плазму и игровую приставку, и ему было всё равно, что подписывать – лишь бы отстали.
Он думал, это пустяк, формальность. – «Это… это недействительно!» – выкрикнул он. – «Я оспорю!»
Докажу, что меня ввели в заблуждение! – «Попробуй», – спокойно кивнула Тамара. – «Судебные разбирательства могут длиться годами.
А пока ты будешь бороться в судах, жить здесь не будешь.» – «Ты меня выгоняешь?» – с ужасом взглянул Игорь. – «Да.»
Я хочу, чтобы ты собрал свои вещи и ушёл.
И вместе с мамой.
Сейчас же. – «Тамара, одумайся!» – вскочила Нина Ивановна, пролив чай на ковер. – «Ты разрушаешь семью!
Из-за квадратных метров!
Ты останешься одна, никому не нужная старая дева!
Кто тебя с таким характером возьмёт?» – «Лучше быть одной, чем с паразитами, которые меня пожирают», – резко ответила Тамара. – «У вас есть час.
Потом я меняю замки.» – «Я не уйду!» – упрямо заявил Игорь. – «Я здесь прописан!» – «Ты здесь не прописан, Андрей.
Ты прописан у мамы.
Мы так и не сделали тебе постоянную регистрацию, была временная, и она закончилась месяц назад.
Я не стала продлевать, забыла.
А теперь не собираюсь.
Так что юридически ты здесь — гость.
Гость, который задержался.»
Игорь метался по комнате.
Хватал вещи, бросал их, снова хватал.
Его мир рушился.
Удобный и тёплый мир, где жена всё решала и платила, а он мог казаться «хорошим сыном» за её счёт. – «Мама, скажи ей!» – взмолился он. – «Что я скажу этой змее?» – прошипела Нина Ивановна. – «Пойдём, сынок.
Пойдём отсюда.
Бог её накажет.
Отольются кошке мышкины слёзки.
Мы подадим в суд, найдём лучших адвокатов!» – «На какие деньги?» – уточнила Тамара. – «У Игоря на карте сейчас три тысячи гривен до зарплаты.
А адвокаты стоят дорого.»
Игорь остановился.
Он взглянул на жену, и в его глазах Тамара прочитала не ненависть, а страх.
