Сайт для Вас!
— Ты, что, смеешься? — голос Тамары дрожал. Она стояла в проёме кухни, крепко сжимая чашку с недопитым кофе. В комнате было душно, хотя за окном в феврале бушевала метель.
— Да что ты говоришь, Тамар. Игорь уволился, с Ольгой расстался. Ему сейчас нелегко. Мама предложила помочь — и поступила правильно, — спокойно ответил Владимир, не отрывая взгляда от экрана ноутбука. — На пару месяцев. Пока он не устроится.
Тамара посмотрела на него так, словно он только что предложил переселиться в подвал.
— Владимир, это наша с тобой квартира. Я не собираюсь жить с твоим братом.
— На самом деле это квартира мамы, Тамар. Мы живём здесь лишь потому, что она нам её предоставила. Вернее, одолжила. Ты не забыла?
— Владимир, ты осознаёшь, как это звучит? «Квартира мамы». Нам уже по тридцать. У нас ребёнок. Мы не студенты.
Он тяжело вздохнул, будто ему снова повторяют что-то элементарное в десятый раз.
— Ты всё усложняешь. Игорь — мой брат. Он адекватный человек. Потерпим. Всё наладится.
Тамара вышла из кухни, стиснув зубы.
Игорь появился спустя три дня. С двумя чемоданами и хмурым видом. Он не поздоровался и не выразил благодарности. Просто вошёл, как будто его комната всегда здесь была.
— О, как у вас всё обустроено! Мама говорила, что у вас ремонт. Вот это здорово.
Тамара, держала Даниила за руку, кивнула в ответ. Мальчик с недоверием посмотрел на дядю.
— Моя комната — это та, что кабинет? — поинтересовался Игорь, устремляясь туда.
Кабинет — это комната, где Тамара работала, пока Даниил был в саду. Её единственное место спокойствия.
— Это мой рабочий кабинет, — тихо произнесла она. — Там я провожу весь день.
— А ты не можешь… ну, пока что… на кухне работать?
Владимир не вмешивался. Даже не поднял головы от телефона.
На следующий день позвонила Галина Николаевна.
— Тамарочка, не делай из этого трагедию. Игорю сейчас сложно. Ты же женщина, будь мудрее. Не отталкивай близкого человека, он родной.
— Галина Николаевна, это не трагедия. Это нарушение личного пространства.
— Ах вот! Всё началось. Ты всегда такая! Тебе только своё удобство важно. А Владимир молчит — молодец, терпит.
Тамара повесила трубку, не дослушав. Впервые позволила себе это. Её руки дрожали.
За две недели квартира перестала быть домом. Игорь смотрел телевизор до трёх ночи, заказывал еду, не убирал после себя. Иногда к нему приходили друзья — «на часок», с пивом и историями про «глупую Ольгу». Даниил стал жаловаться, что не может уснуть. Он стал капризным и тревожным.
Тамара не выдержала.
— Владимир, мы уезжаем. Я — с Даниилом.
— Куда ты собралась? Ты нигде не прописана. Эта квартира оформлена на маму. Машину тоже она оформила на себя, если забыла. И деньги на ремонт — её.
Тамара молчала.
— Ты собираешься бросить всё? Из-за временного жильца? Из-за моего брата?
— Я хочу жить в гармонии. Где нас уважают. Где я не слышу, что мне «повезло» с жильём и что «родственникам нужно помогать». Где мой сын спокойно засыпает. Где мой муж — настоящий партнёр.
— Ты просто хочешь уйти.
— Да. Если ты не можешь быть рядом со мной — я уйду одна.
Вечером она тихо собрала вещи. Долго стояла возле детской кроватки. Даниил спал. Его игрушечный динозавр, подарок от Владимира, лежал на подушке.
— Ты вернёшься, — сказал Владимир в дверях. — Потому что у тебя нет другого выхода. Всё, что ты имеешь — благодаря моей матери.,Тамара не отозвалась. Она подняла сына на руки, укутала его в одеяло и покинула помещение.
Спустя трое суток она стояла на лестнице старого строения в самом отдалённом районе города. Здесь ранее проживала её двоюродная бабушка, скончавшаяся год назад. Дом стоял пустой. Окна были заколочены досками. Соседи бросали косые взгляды.
У неё оставались лишь чемодан, ребёнок и сильное желание изменить свою жизнь.
Она не имела ясного представления о будущем, но была уверена — назад, туда, она не вернётся.
В доме на окраине ощущался запах плесени, старинных книг и безмолвия. Тамара продула помещение, сняла с мебели простыни, развесила сушиться вещи Даниила. Сначала мальчик капризничал, а затем заинтересовался бабушкиной лупой и засмотрелся на пыльные газеты.
В холодильнике лежало лишь застигшее время.
— Что, Даниил, начнём всё сначала?
Она присела рядом с сыном, устремив взгляд на потрескавшийся линолеум. Тёплый свет фонаря проникал через окно. Тамара не проливала слёз. Боль превратилась в стойкость.
Спустя неделю она оформила временную регистрацию на себя. Удалённо устроилась подрабатывать в бухгалтерской фирме. Однажды при просмотре почты обнаружила сообщение от нотариуса:
«Тамара Алексеевна, касательно наследственного дела вашей бабушки, Нины Сергеевны. Прошу срочно с нами связаться. Срок вступления в наследство подходит к концу».
Тамара замерла.
Владимир ни разу не поинтересовался её состоянием. Не звонил и не писал. Только однажды в вайбере пришло сообщение: «Даниил сегодня покушал?»
От Галины Николаевны молчание. Игорь выложил в сторис кадры, как готовит шашлыки на балконе. Подписал: «жизнь налаживается».
Тамара сжала зубы.
В нотариальной конторе стояли ароматы кофе и бумаги.
— Вы — единственная наследница, — произнёс пожилой нотариус, подвигая папку. — Других претендентов нет, только вы. В наследство входит: частный дом, земля, сейф с содержимым — откроем при вас. Ещё гараж на Пролетарской, где находится машина. По документам — «Волга» 1986 года. Не заводилась около десяти лет.
— Сейф? — удивилась Тамара.
— Ключ у нас. Пойдёмте.
Сейф вскрылся с тихим щелчком. Внутри лежала бархатная шкатулка, обёрнутая в старинный шелковый платок. Тамара раскрыла её и ахнула.
Там находились старинное колье, серьги и браслет. Платина. Изумруды. То, что бабушка никогда не носила и не показывала.
— Это чей работы? — спросила Тамара.
Нотариус заглянул в документы.
— Ювелирные изделия начала XX века. Наследие семьи. Приблизительная стоимость — около восьми миллионов гривен.
Тамара не могла поверить глазам. В памяти всплывали слова бабушки: «Держи голову высоко», «Главное — не теряй достоинство, даже если в доме пусто».
На следующий день Тамара отвезла драгоценности в банковское хранилище. Никому не рассказала ни слова.
Она реализовала машину — за символическую сумму, но достаточно, чтобы покрыть замену крыши и окон в доме. Вызвала мастеров. Даниил расписывал стены, а мама считала метры утепления.
Позже пришла повестка в суд.
Истцом выступила Галина Николаевна, оспаривая права на дом Нины Сергеевны, ссылаясь на «устное завещание».
Тамара застыла. В документах говорилось, что Галина Николаевна заявляет: её мать на смертном одре якобы сказала, что «всё должно остаться семье, а не той, что чужая».
«Чужая.» Вот оно. Для них она — чужая.
Суд длился месяц. Галина Николаевна появилась в строгом костюме с адвокатом. Говорила спокойно и чётко, как человек, убеждённый в своей правде.
— Моя мать никогда не оставила бы дом этой женщине. Тамара вышла замуж за моего сына, но это не делает её членом нашей семьи.,Тамара находилась в зале, вслушиваясь в происходящее. Её пальцы дрожали. Рядом сидел её молодой адвокат — резкий, нервозно стучащий по столу.
— Где вы находились, когда дом пустовал? Когда больная бабушка осталась одна? — спросил он.
— У меня были свои дела, — ответила Галина сдержанно.
Суд принял сторону Тамары. Документы были оформлены правильно. У Галины не оказалось ни одного подтверждающего документа, лишь эмоции.
Вечером того же дня Тамара открыла дверь и увидела Владимира на пороге.
— Можно войти? — спросил он.
Она долго смотрела на него.
— Зачем ты пришёл?
— Я не знал, что мама подаст в суд. И про наследство ничего не знал. Я просто… Даниил. Я скучаю.
— Владимир, ты выбрал позицию. Когда нужно было хотя бы слово сказать — ты молчал.
Он взглянул на неё почти с испугом.
— Я думал, ты не справишься. А ты…
— Что — я? Без вас не выживу?
Он честно кивнул. Без насмешек, просто по-человечески.
— Ты ошибался.
Она закрыла дверь.
Ночью Тамара проснулась от необъяснимой тревоги. Подошла к окну и заметила машину у калитки. Фары не горели. В салоне не было видно никого. Лишь тень. Пятно на снегу. Сон покинул её до самого утра.
На следующий день в дом бросили кирпич. Окно разбилось. Даниил испугался и закричал. Прибыла полиция, зафиксировала происшествие и развела руками. «Возможно, хулиганы».
Тамара знала — это было предупреждение, а не шалость хулиганов.
В почтовом ящике оказалось новое письмо.
«Тамара Алексеевна, уведомляем вас о начале процедуры признания сделки дарения квартиры на ваше имя недействительной. Истец — Галина Николаевна».
Но какую сделку? Тамара перечитала письмо. Речь шла о квартире, где они жили с Владимиром. Там оставались все её книги, посуда, детские игрушки Даниила.
Сделка дарения. Она даже не подозревала, что квартира была оформлена на Владимира незадолго до их свадьбы.
Её намерены продать.
Тамара стояла на кухне. Под ногами спал Даниил. Рядом — кипящий чайник и стопка судебных бумаг. В углу лежал чемодан.
Она посмотрела на пустой стол и поняла: всё только начинается.
Почтовый ящик снова хрустнул, когда Тамара достала новое письмо. Её уже не трясло от этих уведомлений — чувствовала себя будто с отмершим зубом, который уже перестал болеть.
Она раскрыла документы. Новое заявление о разделе имущества. Галина Николаевна требовала признать подаренную квартиру совместной собственностью, аргументируя это тем, что «все семейные расходы покрывались из общего бюджета, а жильё покупалось для нужд семьи».
Семья. Это слово для Тамары утратило всякий смысл.
Позже, в кабинете адвоката, Тамара швырнула папку на стол.
— Это уже война. Она не остановится. Если я проиграю — она заберёт квартиру, машину, деньги. Всё.
— Нет, — ответил адвокат. — Если мы нанесём удар первыми.,Он вынул из сумки старую распечатку: перечень переводов с карты Галины Николаевны. Несколько значительных сумм были перечислены на имя Евгения. Один перевод выпал на три дня спустя после оформления дарственной на квартиру.
— Это взятка? — спросила Тамара, моргнув.
— Либо «компенсация». Если удастся доказать, что сделка была фиктивной, а деньги передавались в качестве скрытой части соглашения, дарственная может быть признана недействительной. И пострадать от этого могут не только она — Игорь и Владимир тоже замешаны.
Тамара храбро хранила молчание.
— Ты готова? — обратился к ней юрист.
Она слегка кивнула. Да, была готова.
Через семь дней в суде появился новый иск: требование отменить дарственную на квартиру, так как она была составлена под давлением и с нарушениями закона. Тамара предоставила документы, подтверждающие, что:
Распечатки удалось получить у риелтора, которого уволили из-за «неэтичного поведения». Он предоставил записи телефонных разговоров и скриншоты переписки.
Владимир вновь пришёл к ней.
— Что ты творишь, Тамара? Ты ставишь под угрозу всех нас! Мамочку, меня, Игоря! Ведь квартира изначально была наша!
— Только сейчас ты вспомнил, что мы — «все»? — её голос прозвучал ледяным. — Когда мама прогоняла меня, где был ты?
— Я не ожидал, что всё зайдёт так далеко. Она просто защищает своё.
— И что, по-твоему, делаю я?
Он опустился на порог, взъерошенный и усталый.
— Ты изменилась. Стала намного жёстче. Я тебя совсем не узнаю.
— Возможно, потому что я впервые вижу вас настоящими.
На очередном заседании Галина Николаевна сидела прямо, словно происходящее — ошибка.
Тамара выступала твёрдо, голос не дрожал.
— Меня выгоняли из моего дома. Мне говорили, что я — временная гостья. Что всё, что есть здесь, принадлежит не мне. Но эти руки — мои. Эти деньги — мои заработки. Этот дом — я восстанавливала его. Эти вещи, эта жизнь — мои. Я не позволю попирать себя.
В зале установилась тишина. Судья перевёл взгляд на Галину Николаевну.
— Что ответите?
— Она манипулирует. Я мать, которая лишь хотела обеспечить достойную жизнь своему сыну. А она… она пришла и разрушила всё.
Тамара тихо рассмеялась, горько.
— Я не разрушала. Я просто отказалась быть чьей-то служанкой.
Спустя две недели огласили решение:
Владимир подал заявление на развод. Игорь уехал. Галина Николаевна перестала выходить на связь.
Однажды весной Тамара открыла ящик и обнаружила письмо. Без подписи, но почерк тот же, сразу узнаваемый.
«Ты всё разрушила. Забрала у меня сына, семью, покой. Надеюсь, тебе теперь счастливо. Ты же теперь главная.»
Тамара скомкала письмо и выбросила его. Пошла на кухню, налив себе чай, а затем села рядом с Даниилом, который собирал домик из конструктора.
— Теперь у нас всё своё, правда, мама? Даже собака будет наша?
— Да, сынок. Всё — наше. Без понятия «временно». И никто больше не скажет, что ты — лишний.
Даниил кивнул и крепко прижал к себе игрушечного пса.
