Алена медленно развязала тесьму, стараясь не повредить пожелтевшие края конвертов.
На столе, среди отвёрток и рулетки, письма казались почти чужими — из другой эпохи.
Тамара молчала, её руки скользили по столешнице в поисках опоры.
Окна пришлось закрыть: на улице похолодало, и вечерний ветер больше не приносил запаха травы — только уличную пыль да далёкие крики детей.
Алена вынула первое письмо.
Почерк был резкий, местами сбивчивый.
Она прочитала вслух несколько строк: о том, как в середине восьмидесятых писавший скучал по Тамаре, жаловался на очереди за маслом и вспоминал летние вечера у реки.
Тамара слушала с опущенной головой; взгляд её блуждал по облупленной стене.
Письма оказались от человека, о котором Алена слышала лишь вскользь — старого друга семьи, исчезнувшего после перестройки.
Из обрывков фраз проступали забота и неловкая нежность.
Алена заметила: мать чуть улыбнулась уголками губ, но голос её был тихим. — Ты почему их спрятала? — спросила она не сразу.
Тамара вздохнула: — Тогда казалось… что всё это только мешает жить дальше.
Я думала: забуду — и станет проще.
Алена снова взяла пачку писем, перелистывая аккуратно — словно боялась вспугнуть что-то хрупкое между строк.
Её раздражение улеглось; появилось странное уважение к молчанию матери.
Следующее письмо было короче — всего пара страниц про тревоги той весны: нехватка денег, страх за будущее, попытки сохранить обычный быт несмотря на перемены вокруг.
Тамара пояснила вполголоса: — Это было… когда твой отец уехал на Север работать.
Я тогда думала, что одна не справлюсь.
Алена почувствовала, как напряжение между ними слабеет.
Она взглянула на мать: та держалась прямо, но в глазах стояла грусть и что-то ещё — может быть, принятие? — А ты боялась мне рассказывать? — спросила Алена с неожиданной мягкостью.
Тамара пожала плечами: — Думала: зачем тебе лишние переживания?
Детям ведь не всё нужно знать сразу… Пока они читали письма дальше, старая кухня наполнялась новым смыслом: каждая царапина на стене казалась теперь следом прожитых лет.
Алена вспомнила своё детство — запах горячего хлеба по утрам, вечные разговоры о том, где взять хорошие обои.
Теперь эти бытовые заботы казались ей общими корнями.
