Это не прозвучало как вопрос.
Это было начало приговора.
Ольга, не заподозрив подвоха, энергично кивнула, её лицо озарила льстивая улыбка. — Да!
Тамара, для тебя же это не такие уж большие деньги!
Ты всегда была умницей, отлично зарабатываешь.
А для нас это… это настоящая мечта!
Ты же хочешь, чтобы твоя единственная сестрёнка была счастлива?
Тамара молчала.
Она смотрела на губы Ольги, её блестящие глаза, всю эту постановочную доброжелательность и чувствовала, как внутри нарастает волна.
Но это была не пылкая, огненная ярость.
Это был холодный, разрушающий гнев, словно ледник, медленно двигающийся и сметающий всё на своём пути.
Она встала со своего места.
Движение её было плавным, почти хищным. — Ты у меня жениха увела, дорогая сестрица, а теперь пришла просить деньги на свадьбу?
Лучше я сожгу свои деньги, чем дам хоть копейку вам двоим!
И не пытайся грозить, что пожалуешься родителям, если я откажу!
Не прокатит!
Она предвидела этот ход.
Знала все её уловки.
Маска с лица Ольги упала мгновенно.
Улыбка исчезла, губы сжались в тонкую злобную линию.
Черты лица заострились, и перед Тамарой оказалась уже не милая сестричка, а расчетливый, мелкий хищник, чей план провалился. — Я так и думала!
Жадина! — прошипела Ольга, её голос стал визгливым и неприятным. — Я родителям всё расскажу!
Расскажу, как ты меня унизила!
Как отказала в помощи!
Они заставят тебя!
Они всегда были на моей стороне!
Это была её главная карта.
Козырь, который она всегда играла.
Родительская любовь и чувство вины старшей сестры.
Но Тамара больше не поддавалась на эту игру.
Она сделала два резких шага, обошла стол и схватила Ольгу за предплечье.
Хватка была стальной.
Никакой борьбы, никакого сопротивления.
Просто непреодолимая сила, которая резко подняла Ольгу с дивана.
Та охнула от неожиданности и боли, её модные туфли на каблуках беспомощно заскребли по паркету. — Отпусти!
Мне больно! — взвизгнула Ольга, пытаясь вырваться.
Но Тамара не обращала внимания.
Она потащила её через всю квартиру — из кухни, по коридору, к выходу.
Это не было избиением, не дракой.
Это было методичное устранение чужака из её дома.
Она двигалась с холодной решимостью человека, выносящего мусор. — Жалуйся хоть президенту, — прошипела Тамара ей прямо в ухо, когда они вышли в прихожую.
Её голос был лишён эмоций.
Одной рукой она распахнула входную дверь, другой с силой толкнула сестру на лестничную площадку.
Ольга споткнулась, едва удержалась на ногах.
Она развернулась, на лице — злоба и унижение, рот открылся, чтобы выругаться, но не успела.
Дверь перед ней захлопнулась.
Без звука, без шума.
Просто глухой, окончательный щелчок замка.
Всё.
Аудиенция окончена.
Заперев дверь, Тамара не стала прислушиваться к звукам на лестничной клетке.
Ей было всё равно, кричит ли Ольга, звонит кому-то или просто стоит, переваривая своё унижение.
Тамара вернулась на кухню.
Воздух всё ещё был пропитан сладким, удушливым запахом духов сестры.
Она молча взяла оба бокала.
Свой, из которого сделала пару глотков, и бокал Ольги, почти полный.
Не раздумывая, она вылила тёмно-красное, дорогое вино в раковину.
Струя ударила по металлу, оставляя кровавые разводы.
Это было не просто избавление от напитка.
Это был ритуал очищения.
Она тщательно вымыла оба бокала, довела их до блеска сухим полотенцем и убрала в глубь кухонного шкафа.
Порядок в её мире восстановился.
Телефон зазвонил через пятнадцать минут.
Именно столько времени нужно, чтобы доехать до ближайшего перекрёстка, остановиться на обочине и совершить истеричный звонок.
На экране высветилось «Мама».
Тамара вздохнула, но не от страха перед разговором.
Она вздохнула от предсказуемости происходящего.
Она приняла вызов и приложила телефон к уху, молчала. — Тамара, что у вас там происходит? — голос матери звучал напряжённо и был полон слёзного упрёка.
Она не спрашивала.
Она обвиняла с первой же секунды. — А что происходит, мама? — спокойно ответила Тамара. — Звонила Ольга!
Ребёнок в полном отчаянии!
Она приехала к тебе с открытым сердцем, хотела поделиться радостью, а ты… Ты выгнала её, как собаку!
