Пакет на комоде — это твое.
Остальное принадлежит нам, мы это покупали.
Отец так и не оторвался от окна.
Офицер, привыкший командовать, дома молчит словно рыба.
Или боится перечить жене — не знаю, что из этого хуже.
В пакете оказалось немного вещей: несколько футболок, джинсы, нижнее белье.
Хотя бы зубную щетку положили.
Заботливо. — Куда мне теперь идти? — спросила я, не веря случившемуся. — Взрослые сами решают свои проблемы, — ответила мать резко. — В твоем возрасте никто за руку не водил.
Паспорт я так и не показала.
Зачем?
Документ, подтверждающий моё право голоса, который никому не нужен.
Первый месяц выживала как могла.
Ночевала на вокзале, днем искала работу.
В больнице приняли санитаркой — видимо, стало жалко.
Разрешили поставить раскладушку в подсобке, кормили в столовой.
Работа была тяжёлой — мыть полы, выносить судна, мыть больных.
Но крыша над головой и еда уже казались роскошью.
Через год переехала в общежитие, потом накопила на курсы парикмахеров.
Оказалось, у меня золотые руки.
Клиентки довольны, работы хватает.
Сначала открыла маленькую студию, потом расширилась.
К тридцати стала владелицей небольшого, но успешного салона.
О родителях старалась не думать.
Первые пару лет злилась, потом просто забыла.
Вычеркнула их из жизни, как ненужную строчку.
Тамара Сергеевна приехала в тот же вечер.
Стояла на пороге с поношенной сумкой, постаревшая и уставшая.
В глазах — смешение страха и надежды. — Проходи, — сказала я.
Она осторожно сняла обувь и осмотрелась.
Моя квартира светлая и просторная — результат многолетней работы.
Мать вздохнула: — Ничего себе ты устроилась…
Я поставила чайник, достала печенье.
Мы сидели друг напротив друга, и я внимательно рассматривала её лицо.
Морщины, седые корни волос, дешевая помада.
Где же та железная женщина, что выгнала меня на улицу? — Как дела? — неловко спросила она. — Нормально. — А салон… он твой? — Мой. — Доходный?
Вот что действительно важно.
