Ольга твёрдо ответила «нет», и Игорь, который не любил ссор, отступил.
Но ненадолго, как вскоре выяснилось.
Людмила Петровна не из тех, кто легко сдаётся.
Она изменила свой подход.
Теперь она приходила и сразу начинала жаловаться на здоровье.
То спина заболела, потому что спала у окна, откуда дуло — «Ах, поменять бы, да денег нет».
То давление подскочило из-за плесени в ванной — «Дышать невозможно, сердце колотится».
Каждое её появление превращалось в одноактный спектакль, где Ольга с её токсикозами и отёками была всего лишь неблагодарной публикой.
Однажды Ольга не выдержала.
Они с Игорем прогуливались в парке.
Мокрые листья прилипали к подошвам, воздух пахнул прелой землёй и холодной сыростью. — Я больше так не могу, — тихо призналась она. — Твоя мама меня просто съедает.
Она приходит и выжимает из меня все силы. — Ты преувеличиваешь, — ответил он.
Она просто переживает.
За меня, за квартиру… Ведь она там одна. — А я разве не одна? — Ольга остановилась и встретилась с ним взглядом. — Я ношу твоего ребёнка.
Мне нужен покой.
А вместо этого каждый день я слышу, какая я плохая хозяйка и как срочно ей необходимы мои деньги. — Это не просто твои деньги, а наши, — неожиданно твёрдо произнёс Игорь. — Мы семья.
Это «наши» слова больно ранили Ольгу.
Когда она работала и зарабатывала больше, деньги были «каждый сам за себя».
Она платила за съёмную квартиру и покупала продукты самостоятельно.
Игорь тратил зарплату на бензин, сигареты и свои «мужские удовольствия».
Теперь, когда она зависела от социальной помощи, деньги вдруг стали общими.
Точнее, общими для него и его матери.
Чем ближе приближался срок родов, тем сильнее давление.
Людмила Петровна перестала намекать и начала требовать.
Она звонила Игорю на работу, плакала, утверждала, что сын её забросил, променял на «эту вертихвостку».
Игорь возвращался домой мрачным, раздражённым, срывался на Ольге. — Разве так трудно понять? — кричал он. — Это же моя мать!
Она одна меня растила! — А я — мать твоего ребёнка! — воскликнула в ответ Ольга, чувствуя, как горячие слёзы стекают по щекам от бессилия.
За стеной у соседей начинал лаять пес, словно поддакивая их ссоре.
Гул старой стиральной машины в ванной казался оглушительным.
Протекающий кран, монотонно капая в раковину, отсчитывал секунды до взрыва.
В роддом Ольга уезжала с тяжестью на сердце.
Игорь сопроводил её, поцеловал в лоб и виновато сказал: — Ты здесь отдыхай.
Не думай ни о чём.
Но мысли не давали ей покоя.
Она чувствовала себя совершенно одинокой.
Муж, её опора и защита, оказался слабым и бессильным.
А свекровь не остановится, пока не добьётся своего.
В палате с ней лежала женщина около сорока, Марина.
Она рожала третьего ребёнка.
Весёлая и бойкая, она быстро взяла Ольгу под своё крыло. — Что грустишь, мать? — спросила, заметив заплаканные глаза. — Гормоны?
И Ольга, сама от себя не ожидая, рассказала обо всём.
О свекрови, ремонте, о муже.
Марина слушала внимательно, не перебивая.
Потом сказала: — Так.
Запомни раз и навсегда.
Декретные — это деньги ребёнка.
Твои и малыша.
Ни мужа, ни тем более свекрови они не касаются.
Это целевая помощь от государства.
Если кто-то на них покушается — это почти воровство у младенца. — Но как… как объяснить им это? — прошептала Ольга. — Своими словами, дорогая.
Своими.
Ты теперь не просто Ольга.
Ты — мать.
И мать любого порвёт ради своего ребёнка.
Запомни: сейчас твоя главная задача — оберегать себя и малыша.
Все остальные — в сад.
Включая мужа, если он не на твоей стороне.
Эти слова, простые и немного грубоватые, неожиданно прозвучали для Ольги отрезвляюще.
Она словно увидела ситуацию со стороны.
Всю жизнь боялась кого-то задеть, кому-то не угодить.
Но теперь дело шло не о ней.
