— Какой мужчина? — спросил я, остановив запись и посмотрев на него.
В его взгляде наконец-то появилось то понимание, которого мне так не хватало последние месяцы. — Это был мой коллега Владимир, — тихо объяснила я. — Мы обсуждали проект, который необходимо было сдать через три дня.
— Но твоей маме это не важно, правда, Тамара Сергеевна?
Свекровь стояла неподвижно, её рот открывался и закрывался, но слов не произносилось. — Ольга, выключи это, — попросила Ирина, но я покачала головой. — Нет.
Пусть все услышат до конца.
Последняя запись была сделана вчера. «Дмитришка, я понимаю, что тебе тяжело признать это, но она тебя разрушает.
Ты же видишь сам — раньше ты был другим.
Весёлым, открытым.
А сейчас?
Сейчас ты словно тень.
Слушай свою мать, сынок.
Я ведь не желаю тебе зла.
Может, вам стоит какое-то время пожить отдельно?
Я могла бы переехать к тебе, помогать по дому, готовить нормальную еду…» Дмитрий резко встал, и его бокал опрокинулся, красное вино растеклось по белой скатерти.
Он схватил мать за руку. — Мы уходим, — сквозь зубы процедил он. — Прямо сейчас. — Дмитришка, подожди, я могу всё объяснить… — Объяснить?! — он повысил голос, и все гости вздрогнули. — Ты будешь объяснять, почему всё это время манипулировала мной?
Почему рассказывала про каких-то мужчин и утверждала, что Ольга меня разрушает?
Тамара Сергеевна попыталась вырваться, но Дмитрий не отпускал её руку. — Сынок, я лишь хотела помочь… — Помочь?! — он рассмеялся горько, почти истерично. — Ты хотела разрушить мой брак!
Всё это время я думал, что проблема во мне или в Оле, а на самом деле…
Он повернулся ко мне, и в его глазах стояли слёзы. — Прости меня.
Прости, что не верил тебе.
Прости, что слушал её и позволял этому продолжаться…
Я молчала.
Не находила слов.
Боль, накопившаяся за месяцы, не отпускала.
Те бессонные ночи, когда я лежала и пыталась понять, что делаю не так.
Те ссоры, после которых Дмитрий уходил к матери и возвращался ещё холоднее. — Ольга, я… — он сделал шаг в мою сторону, но я отступила. — Не сейчас, Дмитрий.
Он кивнул, вытер слёзы рукой и повернулся к матери. — Идём.
И больше таких разговоров не будет.
Никогда.
Понимаешь?
