Выручку собирали для инкассации, когда вдруг Ольга заметила ту самую пятитысячную купюру с необычной надписью и неожиданно для себя попросила оставить её в счёт недельной зарплаты.
Старшая смены с удивлением посмотрела на Ольгу, но всё же согласилась, чтобы именно эту купюру оставили.
Ольга вышла из магазина и направилась вдоль дороги к маленькому круглосуточному кафе, расположенному напротив супермаркета.
Внутри кафе витал запах жареного теста и свежего кофе; в витрине красовались её любимые эклеры и маленькие чизкейки.
Долго стоя у кассы, внутри неё боролись смущение (ведь вдруг кто-то осудит или подумает плохо) и желание впервые позволить себе радость, не делясь ею ни с кем. — «Мне… один чизкейк и латте на соевом молоке», — тихо попросила Ольга баристу.
Она протянула пятитысячную купюру; бариста кивнул, не задавая вопросов и не обращая внимания на надпись.
Сев у окна, Ольга неспешно наслаждалась десертом, не оглядываясь по сторонам.
За окном Житомир постепенно погружался в сумерки; воздух был насыщен предгрозовой влагой, а фонари отражались в лужах после недавнего дождя.
Кофе, купленный Алексеем Ивановичем, ещё сохранял тепло в ладони, когда он медленно шёл по двору к своему подъезду.
После грозы асфальт блестел под светом фонарей, а в воздухе смешивались сырость и сладковатый аромат мокрой листвы.
Сначала он ловил себя на мысли: действительно ли он позволил себе такую роскошь?
Но вместо привычной тревоги пришло что-то новое — лёгкая уверенность, словно за спиной выросли невидимые крылья.
Он подумал о завтрашних клиентах и не испугался: если вдруг не будет заказов, он сумеет справиться и найдёт выход.
Даже приветствие консьержки у двери показалось теплее обычного: она улыбнулась и спросила, не промок ли он под ливнем.
Алексей Иванович ответил чуть бодрее, чем обычно, и вдруг осознал: ему хочется поддержать этот разговор, а не просто кивнуть из вежливости.
Дома он снял пальто, поставил стакан на кухонный стол и сел напротив окна.
Вспоминая надпись на купюре — «Потрать на себя», — он уже не испытывал смущения.
Напротив, возникло внутреннее согласие с собственным выбором.
Забота о себе перестала казаться излишней или постыдной.
Кофе был горячим и крепким; его горечь воспринималась не как наказание, а как заслуженная награда за маленькую смелость.
Наталья Васильевна вышла из обувного магазина с новым пакетом в руках и ощутила лёгкое растерянное чувство.
Сколько же лет она не позволяла себе выбрать что-то именно для себя — не по остаточному принципу и не из-за цены, а просто потому, что захотелось?
Дождь окончательно прекратился; сквозь открытое окно маршрутки веяло сыростью и паром от разогретого асфальта.
Она аккуратно ставила ноги в новых туфлях: мягкая кожа нежно обхватывала ступню, нигде не натирала.
Вдруг стало легче дышать.
В салоне кто-то уступил ей место у окна; Наталья Васильевна села и посмотрела на своё отражение в стекле — усталое лицо озарила лёгкая улыбка.
Рядом две молодые девушки разговаривали о планах на выходные; одна вскользь заметила: «Какие у вас красивые туфли!» Наталья Васильевна смутилась, но с благодарностью кивнула.
