Он долго вертел бокал в руках, уставившись на вино, избегая её взгляда. – Тамара, – начал он осторожно, – я ценю твою материнскую любовь.
Но давай будем откровенны.
Ты только недавно начала восстанавливаться.
Твоя жизнь наконец-то приобрела новый смысл.
Карьера пошла в гору.
Мы с тобой можем позволить себе то, о чём ты давно мечтала: съездить на выходные в Кременчуг, посетить концерт, просто полежать в постели до полудня.
Ты действительно хочешь вернуться в этот хаос?
Снова вставать по ночам, проверять домашние задания, бегать утром, как бешеная?
У нас и так слишком мало времени друг для друга.
Его слова повисли в воздухе, тяжёлые и справедливые.
Тамара осознавала, что он вступил в отношения с успешной, свободной, интересной женщиной, а не с матерью шестилетнего ребёнка.
Ребёнок стал для него нежелательной преградой, «багажом», о котором лучше забыть.
После того разговора Дмитрий начал отстраняться.
Он стал звонить реже, встречи сокращались.
Чаще всего он ссылался на занятость на работе.
Тамара ощущала, что теряет его, и это порождало панику.
Он был воплощением той самой «нормальной жизни», к которой она так стремилась.
В отчаянии Тамара набрала номер матери.
Рыдая в трубку, она рассказала всё: о холодности Дмитрия, о его нежелании видеть Игоря рядом, о своём страхе всё испортить.
Марина выслушала и вздохнула.
Но не с сочувствием, а с почти торжествующим настроем. – Дочка, я же тебе говорила?
Он – мужчина?
Он хочет видеть рядом с собой женщину, а не постоянно усталую и измотанную лошадь.
Ты сама говоришь, что Дмитрий умный и перспективный.
Такие мужчины не станут нянчиться с чужими детьми.
Он же тебе всё честно объяснил.
Тамара молчала, слушая этот поток здравого смысла, который обжигал сильнее, чем упрёки. – Он тебя ценит и хочет быть с тобой, – продолжала мама. – А Игорь… Ему и у меня хорошо!
Он привык.
Есть своя комната, друзья во дворе.
Он не голодает и не заброшен.
Зачем ему снова смотреть на твои слёзы и нервы?
Оставь всё как есть.
Будь разумной.
Построй наконец свою жизнь, а я позабочусь о внуке.
Он – моя кровиночка, я не оставлю его в обиде.
И Тамара согласилась.
Не потому, что поверила матери, а потому, что сил спорить уже не оставалось.
Страх остаться одной, вернуться в ту самую точку отчаяния, от которой её так «спасли», оказался сильнее материнского инстинкта.
Голос разума (или малодушия?) тихо шептал: «Она права.
Ты будешь плохой матерью, всегда уставшей и несчастной.
А так все довольны.
Дмитрий будет рядом.
Игорь под присмотром.
Все получат выгоду».
Единственное, что Тамара продолжала за собой оставлять – это забирала сына на субботу.
С этим Дмитрий без проблем соглашался, хотя и старался в эти дни находиться в другом месте.
Но Тамара не сдавалась – пыталась организовать совместные мероприятия, надеясь, что однажды удастся создать общую семью.
Однажды они сидели в кафе – Дмитрий согласился на такой совместный выход в свет.
Игорь ел блинчик с шоколадом и неуклюже пытался использовать нож и вилку, как требовал Дмитрий.
Тамара замечала, как сын напрягается, как боится ошибиться.
Она ловила взгляд Дмитрия – снисходительный и слегка раздражённый.
Ей хотелось сказать: «Да пусть ест, как хочет!», но слова застревали в горле.
Она боялась разрушить этот хрупкий мир, который так старательно строила.
И тогда всё случилось.
Игорь потянулся за соком и задел рукавом высокий гранёный стакан.
Он звякнул, покачнулся и упал на пол, разбившись с громким треском.
На мгновение наступила тишина, а затем Игорь испуганно вскрикнул и заплакал. – Ну что за неуклюжий ребёнок! – резко и с холодным презрением произнёс Дмитрий.
Он даже не посмотрел на мальчика, сразу обратив взгляд к Тамаре, словно требуя немедленной реакции. – Совсем рук нет?
Вечно что-то ломает и пачкает.
И тогда Тамара увидела себя со стороны.
Кто она?
Женщина, которая пытается угодить мужчине, смотрящему на её ребёнка как на досадную помеху.
Мать, позволяющая чужому человеку унижать её сына.
