Столько лет я охраняла свой «фасад», чтобы никто посторонний не заметил мою уязвимость.
А теперь… вот так.
Как на ладони — вся, без прикрас, седая женщина — растерянная, беззащитная, никому не нужная.
Нина Викторовна не отводила взгляда.
Она всё прочувствовала.
Но не задавала вопросов, не качала головой.
Просто протянула платок (тонкий, с синими розами — необычайно тёплый, пахнущий свежестью).
Долго молчала, сидя рядом.
Просто сидела.
Тёплая ладонь на моём плече.
Именно так — иногда этого хватает больше слов. — Вот, выпей чай.
А потом — расскажи, как живёшь с Барсиком? — неожиданно спросила она, взяв кота на руки.
Вдруг вспомнилось детство, когда я боялась темноты — мама садилась рядом, укутывала меня одеялом и говорила: «Побоимся вместе».
И сейчас — странно, но уютно.
С тех пор многое изменилось.
Нина Викторовна стала заглядывать через день, то с пирожками, то с вязаньем — якобы показать новый узор.
Но я знала, что на самом деле ей хотелось пообщаться.
И, наверное, не только ей.
Я удивлялась, как раньше её не замечала.
Все эти годы мы жили рядом — два одиночества в одном подъезде, две судьбы, связаны только шнурком отношений: «Если увидите, что вскрыли почтовые ящики — сообщите!» Вот и весь контакт.
А теперь — с каждым её приходом пахнет свежей выпечкой, звучат смешки, идут разговоры «о тех временах».
Ох, эти беседы — словно лекарство.
Мы сидим на кухне, окно настежь, с улицы доносится детский смех, где-то пиликает мобильник (ну да, внуки у какой-нибудь Ивановны).
А у нас с Ниной — свои истории: о войне, о молодости.
О первой любви, о штанах, выстиранных ремнём, о платье в горошек.
О сыне, который уехал в другой город «только на пару лет», и так там и остался, став чужим и близким одновременно… — Ты знаешь, Таня, — однажды сказала Нина Викторовна, рассмешив меня своим сокращённым именем, — раньше всё делали вместе: и картошку копали, и на работе терпели до мозолей, и друг за друга горой стояли.
А теперь дети смотрят на нас, словно мы — ненужные детали.
Хочешь не хочешь, а внутри сжимаешься.
Ждёшь, что вот-вот попросят ключи от квартиры: мол, бабушка, поезжай в санаторий, поживи там… Я слушала и согревалась её словами.
Особенно — когда в свой день рождения ждала звонка.
Всё думала: может, вспомнят?
Ведь столько лет — пироги, подарки, долгие душевные разговоры.
А теперь… Мне шестьдесят девять, но ощущение, будто шесть — и вот-вот скажут: «Не шалить!» Звонок так и не прозвучал.
