Я повела Олю к Ларисе Ивановне.
Сердце билось неровно: как же примет она мою дочь, не выставит ли нас прочь обеих?
Но Лариса Ивановна лишь улыбнулась: — Любая мать должна уметь прощать.
А я уж видела многое в своей жизни.
Заходи, доченька, чайник уже закипает.
Мы уселись втроём за столом, пили чай с сухариками и клубничным вареньем.
За окном игрался майский дождик, а в душе казалось, что сейчас в моём сердце прорастёт новый росток.
Росток, который никакой бурей не сломить.
В дверь постучали.
Это была Оксана Михайловна с варёной сгущёнкой и рассыпчатыми баранками. — О, у нас гости?
Вот это замечательно.
Вместе — вот что такое семья.
Я смотрела на этих женщин, ставших моей опорой, и внезапно почувствовала: в мире слишком много одиноких стариков и непонятых детей, но пока в сердца проникает доброта — мир ещё можно спасти!
И в тот вечер, впервые за долгое время, я не боялась завтрашнего дня. **** Прошла всего неделя, как Оля вновь стала частью моей жизни.
Эти семь дней напоминали сон после долгой бессонницы — и тревогу, и осторожное счастье, и множество тяжёлых разговоров на кухне за чашкой чая.
Порой нам обеим становилось неловко, словно мы заново привыкали друг к другу, как соседи в коммунальной квартире.
Оля старалась помогать: мыла посуду, стирала наши редкие халаты, приносила хлеб и яйца.
А по вечерам долго сидела у окна и смотрела в пустоту.
Я понимала — ей нелегко, ей стыдно, страшно, обидно и… одновременно легче, ведь теперь у неё есть укрытие.
Вечерами мы слушали, как поёт за стеной Оксана Михайловна свою грустную песню — она осталась сиротой ещё в тридцать девятом и всю жизнь училась быть одной.
Но именно она научила меня не бояться наступающего дня.
А Лариса Ивановна, кладя на блюдце последний запас пряников, говорила: — Семья, девочки, это тогда, когда ты нужен.
Неважно, кем был вчера и кем стал сегодня… Главное — быть вместе!
Сначала Оля боялась идти искать работу, пряталась за моей спиной, словно в детстве.
Я уговаривала её: — Давай попробуем!
Купим тетрадь, распишем, что ты умеешь: готовить, ухаживать, работать в доме престарелых или помощницей в поликлинике.
Главное — не опускать руки.
Вскоре Оля устроилась нянечкой в детский сад.
По утрам она проходила мимо нашего дома и махала мне с улицы: — Я справляюсь, мам!
А вечерами мы снова пили чай и рассказывали друг другу о произошедшем за день.
Кто-то болел, кого-то хвалили — всё было важно, всё дышало настоящей жизнью.
Я замечала: за эти дни Оля словно повзрослела, её лицо стало румянее, взгляд — спокойнее.
Она всё меньше говорила: — Прости меня, мама… И всё чаще — «Спасибо…»
А я училась находить счастье здесь и сейчас.
В каждом моменте — в солнечном луче, падающем на стену, в её смехе, в аромате свежих пирожков…
Однажды вечером мы сели на скамейку возле дома.
Было тихо, майские сумерки мягко окутывали двор.
Я посмотрела на Олю и впервые увидела в ней не просто дочь, а женщину, которая несла свою боль, совершала ошибки, но была способна начать всё заново. — Мам… — она взяла меня за руку. — Ты была права… Семья — это когда вместе, несмотря ни на что. — А без прощения семья не семья, — вздохнула я.
На небе зажглись звёзды.
Я смотрела на них и думала: сколько света может родиться из одного маленького прощения.
И сколько тепла исходит от тех рук, что обнимают тебя, несмотря ни на что.
И ещё думала — счастье совсем рядом.
Просто нужно впустить его.
Позволить себе снова любить, не бояться, не держать обиды.
И больше всего теперь я верила: у нас всё получится.
Обязательно получится.
