В том спальном районе, где «хрущёвки» тесно прижимались друг к другу, словно застывшие исполины, его знали абсолютно все.
Не по имени — нет, по сути.
Он был неотделимой частью этого пейзажа, как скрипучие качели на старой площадке, как ряд почтовых ящиков с облупившимися дверцами, как мусорные контейнеры, за которыми он так тщательно ухаживал.
Звали его Алексей, но для всех он оставался просто «наш Лёша».
Он приехал в город из глухой деревни, затерянной среди бескрайних полей, с изношенным чемоданом и тетрадками по математике.
Техникум оказался ему не по силам — науки никак не укладывались в его светлую, но простую голову, привыкшую к ясному деревенскому ритму, не к сложным формулам.
Вместо того чтобы сломаться или, того хуже, пуститься во все тяжкие, Алексей обрел другое призвание.
Он стал дворником.
И не каким-нибудь, а лучшим, которого только знали во дворе.
Работал он с удивительной, почти песенной лёгкостью.
Ранним утром, когда город только начинал просыпаться в сизой дымке, уже раздавался ровный, убаюкивающий звук его метлы, скользящей по асфальту.
Он не просто мести — он творил метлой целые симфонии чистоты.
И всегда напевал.
Старые русские песенки, частушки, что-то родное, деревенское, протяжное и светлое.
Казалось, в этом тихом напеве звучала сама его душа, благодаря чему работа спорилась, а у прохожих невольно появлялась улыбка.
Алексей никогда не отводил взгляд.
Он первым здоровался с жителями, громко и радушно глядя им в глаза: «Доброго здоровья, бабушка Тамара! Хорошего дня, уважаемый Сергей Викторович! Беги осторожнее, Оля, не споткнись!».
И люди, сначала удивлённые такой смелой искренностью дворника, постепенно оттаивали.
Он знал всех по именам, помнил, у кого внук на службе в армии, а у кого дочь недавно вышла замуж.
Он был живой, дышащей летописью всего микрорайона.
Особенную любовь дарили ему старушки.
Они собирались у подъездов, ожидая его, словно забавного большого ребёнка, чтобы поделиться новостями, пожаловаться на давление или просто услышать его бодрое: «Всё у нас будет хорошо!».
Они называли его «наш начальник двора» или «генерал чистоты», и их глаза при этом молодели, блестели озорными искорками.
Они постоянно ворчали, чтобы он теплее одевался, ведь даже в лютый мороз он часто выходил в лёгкой рабочей куртке. — «Да я железный!» — смеялся он в ответ, и его басовитый, чистый голос разносился по всему двору. — «Я на свежем воздухе закаляюсь! Матушка меня таким уродила — неболитливым! Со мной-то что случится? Ничего со мной не произойдет!»
Судьба, услышав эти слова, решила испытать его на прочность.
Наступила ранняя весна.
Воздух уже наполнялся теплом, но обманчивым, пахнул талым снегом и обещал скорое пробуждение природы.
