На кухне воцарилась тишина — густая и плотная, словно пар, поднимающийся над кастрюлей.
На столе остывал борщ, в котором ложка медленно погружалась в красную жидкость. — Ну что, — наконец произнесла она, — снова весь день с Бояркой?
Анна не спешила отвечать.
Она вынула котлеты со сковороды и аккуратно положила на тарелку.
Они подгорели, к несчастью. — А куда мне деваться? — спокойно спросила она. — На улице семь минус десять. — А я в твоем возрасте всё тянула, — свекровь тяжело осела на табурет, хлопнула кружкой по столу. — Мой сын не должен так изнуряться.
С утра и до вечера работать, а ты… — Она ткнула вилкой в сторону кастрюли. — Только и умеешь, что готовить.
От борща исходил кислый запах, и от этого Анне вдруг стало неловко.
Хотя повода для стыда не было. — Он сам не жалуется, — тихо произнесла она. — Ему нормально. — Ему? — презрительно фыркнула та. — Мужчинам всегда «нормально».
Пока деньги есть.
А когда кончатся — посмотрим, кто останется.
У окна капала вода: старый уплотнитель пропускал влагу, и капли падали прямо в чашку с фасолью.
Весь день серое небо прижималось к стеклу, словно собака, ждущая у двери.
Игорь вернулся поздно.
Измотанный, с телефоном в руках, не поднимая взгляда. — Мам, ты всё? — спросил он рассеянно, зевая. — Завтра у нас совещание, пойду спать.
Она вздохнула, театрально поднялась. — А ты, Аня, посуду Боярке отмой.
Кастрюля была вся в нагаре.
И она ушла, шлёпая тапками по скрипучему полу.
Вечером Анна достала из холодильника засохший кусок колбасы с серыми краями.
Тонко нарезала и положила на хлеб мужу.
Он ел, не глядя на неё. — Слушай, Игорёк, — начала она осторожно. — Может, маме на выходные в санаторий съездить?
Отдохнула бы… Он наконец поднял глаза: — Опять тебе что-то не нравится.
Мама ведь просто помогает.
Анна усмехнулась. — Помогает?
Она считает, сколько я соли сыплю. — Ну не выдумывай! — Он резко отодвинул тарелку. — Ты постоянно из мухи слона делаешь. — А ты видишь только то, что она хочет, — тихо сказала Анна.
Он промолчал.
