Брось эти глупости.
Твои странные пирожки никому не нужны.
Она не просто произнесла эти слова.
Она вынесла приговор.
Холодный, окончательный, без права на обжалование.
Я посмотрела на свои руки, испачканные мукой.
На эти румяные, на мой взгляд, идеальные пирожки.
И почувствовала, как внутри что-то сжалось.
Не обида.
Что-то другое — злое и упрямое.
«А я думаю, что будут», — сказала я громче, чем хотела.
Тамара Сергеевна даже бровью не повела.
Она лишь бросила взгляд на сына, и в этом взгляде звучал ультиматум.
«Владимир, твоя жена всегда жила фантазиями.
Но это уже слишком.
Мужчина должен есть мясо, а не эту траву в тесте.
Скажи ей, что это дорога в никуда».
Владимир замялся.
Он взял пирожок, откусил.
Жал без выражения, глядя в стену.
«Ну неплохо», — пожал он плечами.
«Но мама права, Ольга.
Это несерьёзно.
Лучше поищи нормальную работу.
Зачем нам эти риски?»
И это ранило меня сильнее, чем тысячи уколов его матери.
Потому что она была чужой.
А он был мой.
Был.
В этот момент он выбрал не меня.
Победила Тамара Сергеевна.
Она бросила на меня снисходительный, почти жалостливый взгляд и развернулась к выходу.
«Вот и хорошо, что образумилась.
Пойдём, сынок, я тебе настоящих котлет пожарю».
Они ушли.
Я осталась одна на кухне, где оглушительно пахло моим провалом.
