Воздух наполнился свежестью.
Она схватила сумку и направилась к Елене.
На кухне осталась кружка с недопитым кофе.
Темный ободок на белом фарфоре казался знаком чего-то большего, чем просто утренний момент.
Ольга проснулась от звука в двери.
За окном еще было темно, ранняя зима окутывала город серым инеем, словно старым покрывалом.
Она села, прислушиваясь.
Зазвонил второй раз. — Кто там? — ее голос прозвучал хрипло. — Это я, — ответил Дмитрий.
Сердце сжалось.
С момента их последнего разговора прошел почти месяц.
Ольга поднялась, надела халат и открыла дверь.
На площадке стоял он — в руках пакет, взгляд усталый. — Принес кое-что, — тихо произнес он, — твой свитер и документы… Она взяла пакет и кивнула. — Спасибо.
Он не уходил.
Молчал, переступая с ноги на ногу, словно школьник, который забыл стих. — Оля, — наконец сказал он, — я скучаю.
Мама… она просто такая, ты же понимаешь. — Я знаю, — перебила Ольга. — И больше не хочу ничего оправдывать.
Ни тебя, ни её.
В прихожей чувствовался холод, с улицы дул ветер.
Дмитрий впервые за долгое время посмотрел ей в глаза.
В них мелькнуло что-то вроде понимания.
Или, может, просто усталость. — Ты изменилась, — тихо сказал он. — Я просто выспалась, — ответила она и закрыла дверь.
Жизнь без него не оказалась роскошью, а стала простым возвращением к самой себе.
Маленькая квартира в старом Золотоноше источала запах кофе и книг.
По утрам она открывала окно и наблюдала, как люди спешат на работу, как загораются огни в витрине булочной напротив.
Там работала женщина около сорока — улыбчивая, с густыми рыжими волосами.
Она всегда приветливо махала Ольге рукой, и это почему-то было приятно.
Однажды, зайдя за булкой, Ольга вышла с новой знакомой.
Её звали Тамара.
Вечерами они вместе пили чай на кухне и разговаривали обо всем — о бывших, детях, забавных мелочах, о надеждах, которые все еще живы. — Знаешь, — однажды сказала Тамара, — кажется, ты только теперь начала по-настоящему дышать.
Ольга улыбнулась. — Может, я просто перестала задерживать дыхание.
Через несколько недель Тамара Сергеевна позвонила. — Олечка, — голос был необычайно мягким, — я не знаю, что делать с Дмитрием.
Он не ест, не спит.
Может, поговоришь с ним?
Ольга молчала.
В трубке слышалось дыхание старой женщины, наполненное отчаянием и растерянностью. — Я не могу, — наконец произнесла она. — Это не разговор для телефона.
И, пожалуй, вообще не разговор.
Она повесила трубку.
И вдруг осознала — ей не больно.
Ни обиды, ни злости.
Лишь пустота, спокойная и ровная, словно поверхность замерзшего озера.
В феврале её повысили на работе.
Появился новый кабинет, коллеги поздравляли, начальник пожал руку.
А вечером она купила себе цветы — не по поводу праздника и не просто так, а как подтверждение того, что она жива.
В тот вечер она шла домой по заснеженной улице.
