Не думала, что в свои пятьдесят шесть снова почувствую это щекочущее волнение под ложечкой. Как девчонка, честное слово. А всё южное солнце виновато.
Разморило меня, расслабило, заставило снять панцирь, который после развода с Петей носила не снимая.
В этот санаторий в Анапе я приехала впервые за десять лет. Всё копила на ремонт, откладывала, а потом дочка сказала: «Мама, ты что, собираешься помереть в своей идеально отремонтированной квартире?» И купила мне путёвку.
Игоря я заметила в столовой. Он сидел через три столика, что-то рассказывал соседям, и те хохотали. У него была такая… лучистая улыбка. Когда он улыбался, вокруг глаз собирались морщинки, и это придавало ему какую-то особенную теплоту.
— Разрешите? — спросил он, подходя ко мне на пляже с двумя стаканчиками мороженого. — Вижу, одна скучаете.
Я хотела сказать, что не скучаю, но почему-то просто подвинулась, освобождая место на шезлонге.
Он оказался вдовцом из Новосибирска. Инженер на пенсии, живёт один. Слушал так, будто мои рассказы о садовом участке и внуках — самое интересное на свете.
А вечером, когда мы гуляли по набережной, взял меня за руку. Я не отняла. Почувствовала, как кровь прилила к щекам, и порадовалась, что в сумерках этого не видно.
Когда я уезжала, он проводил до автобуса, поцеловал в щёку и сказал:
— Буду писать. И звонить. Можно?
Писал каждый день. Звонил через день. А через три месяца позвонил и сказал, что уволили с подработки, денег на аренду не хватает.
— Марина, я понимаю, что нахал, но… можно я к тебе перееду? Ненадолго, пока не встану на ноги.
Я прижала трубку к уху, чувствуя, как сердце бьётся где-то в горле.
— Приезжай, — сказала я, и голос мой звучал неожиданно молодо.
Я помню, как он вошёл в мою квартиру с чемоданом. Обнял меня, уткнулся носом в шею:
— Спасибо, что не оставила старика на улице.
А я стояла и думала: «Господи, мне пятьдесят шесть, и я, кажется, счастлива».
Первые ласточки
Жить вдвоём оказалось… непривычно. После стольких лет одиночества я отвыкла подстраиваться под кого-то. Но с Игорем было легко.
Он варил по утрам кофе, рассказывал смешные истории из своей инженерной практики, а по вечерам мы смотрели старые фильмы.
— Марина, а ты никогда не думала переставить диван к другой стене? — спросил он как-то, когда мы пили чай.
— Зачем? — удивилась я.
— Так будет уютнее. И телевизор будет лучше видно.
Я пожала плечами. Никогда особо не задумывалась об этом.
На следующий день, вернувшись с работы (я до сих пор подрабатывала бухгалтером на полставки), я застала Игоря за перестановкой. Диван уже стоял у другой стены, а он пыхтел, двигая книжный шкаф.
— Игорь! Ты бы спросил…
— Да ладно, Мариночка, — подмигнул он. — Сюрприз хотел сделать. Смотри, так гораздо просторнее!
Я обвела взглядом комнату. Действительно, выглядело неплохо. Но что-то внутри кольнуло неприятно.
Через неделю он начал разбирать мой шкаф.
— Ты не против, если я верхнюю полку займу? Мои рубашки совсем помялись в чемодане.
Не дожидаясь ответа, он уже снимал мои зимние свитера, аккуратно складывая их стопкой на кровать.
— А куда я это положу? — растерянно спросила я.
— В антресоль! — бодро ответил он. — Всё равно до зимы далеко.
Вечером я долго не могла уснуть. Игорь сопел рядом, а я смотрела в потолок и думала, что мой дом понемногу становится чужим. Будто я гостья, а не хозяйка.
Когда он попросил ключи, я замешкалась.
— Ты не хочешь давать мне ключи? — в его голосе появились обиженные нотки. — Не доверяешь?
— Доверяю, конечно, — я поспешно достала запасной комплект. — Просто не ожидала…
— Я же не хочу тебя беспокоить, когда ты отдыхаешь, — улыбнулся он, целуя меня в щёку. — А так приду-уйду, ты даже не заметишь.
Отдавая ключи, я почувствовала, как что-то сжалось внутри. Словно я отдаю часть себя, часть своей свободы. Глупости, конечно. Просто я отвыкла от мужчины в доме.
Так я себе говорила, засыпая в своей новой, немного чужой квартире.
Тесные стены
— Тебе не кажется, что эта квартира для нас тесновата? — спросил Игорь однажды вечером, когда мы пили чай на кухне.
Я чуть не поперхнулась. «Для нас»? Когда это моя квартира стала «нашей»?
— Мне хватает, — осторожно ответила я, размешивая сахар в чашке.
— Да брось, Мариша! — он широко улыбнулся. — Смотри, у тебя тут что? Двушка, пятьдесят квадратов? В таком районе она хорошо пойдёт. Продадим, возьмём однушку поновее, поближе к центру. И ещё на ремонт останется!
— Продадим? — эхом повторила я, чувствуя, как холодеет спина.
— Ну а что такого? — Игорь пожал плечами, будто речь шла о покупке новых занавесок. — Я тут прикинул — если в Южном микрорайоне брать, там сейчас хорошие цены…
Он что-то ещё говорил про квадратные метры и инфраструктуру, а я смотрела на него и не узнавала. Куда делся тот заботливый мужчина, который слушал мои рассказы о внуках?
Ночью я долго ворочалась. Игорь спал, закинув руку мне на плечо — жест вроде нежный, но мне вдруг показалось, что он меня придавливает. Как будто даже во сне он пытается показать: ты моя.
Утром раздался звонок.
— Да, сынок, — раздался голос Игоря из комнаты. — Конечно, поживёшь пока у нас, разберёмся… Да ничего, места хватит.
У нас? Я замерла с кофейником в руке. Кажется, моего мнения никто не собирался спрашивать.
За ужином к нам заглянул сосед Василий Петрович. Они с Игорем быстро нашли общий язык — оба любители футбола.
— Вот Марина всё никак не решится технику обновить, — сказал вдруг Игорь, похлопывая ладонью по старому холодильнику. — А я ей говорю: зачем копить? Жизнь одна!
— Женщины, — многозначительно кивнул Василий Петрович. — Им бы всё в кубышку складывать. Им мужской подход к финансам нужен!
Они дружно рассмеялись, а я стояла у плиты, чувствуя, как горят щёки от унижения. В моём доме, при мне, меня же и обсуждают, как неразумного ребёнка. А ведь я всю жизнь сама планировала бюджет, одна вырастила дочь, купила эту квартиру…
С каждым днём мой дом становился всё более чужим. Мои вещи постепенно перемещались на антресоли и в дальние углы шкафов. На кухне появились какие-то новые приборы. А места для меня становилось всё меньше и меньше.
Подслушанный разговор
В тот день я вернулась домой раньше обычного. Наша бухгалтерия закрылась на учёт, и нас отпустили в три часа. Я тихонько открыла дверь своим ключом, услышала голос Игоря из кухни и хотела уже окликнуть его, но что-то в интонациях заставило меня замереть.
— Да всё идёт по плану, — говорил он кому-то по телефону тем особым, деловым тоном, которого я раньше не слышала. — Квартира в хорошем районе, пятый этаж, лифт работает. Думаю, тысяч за шесть с половиной уйдёт влёт.
Я прижалась к стене, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.
— Нет, она не упрямится, — продолжал Игорь. — Женщина одинокая, внимание любит. Главное — напор и уверенность.
Я прикрыла рот ладонью. Господи, неужели всё это время он…
— Подпишет, куда денется, — Игорь хохотнул, и от этого звука у меня мурашки побежали по спине. — Женимся — и всё оформим. Потом разведёмся, делим пополам — и все дела. Через полгодика будем с тобой жить в новой квартире в центре.
Звякнула чашка. Видимо, он поставил её на стол.
— Ладно, потом договорим. Она скоро вернётся.
Я на цыпочках прокралась к входной двери, тихонько открыла и закрыла её, затем громко позвала:
— Игорь, я дома!
— Маришка! — его голос мгновенно изменился, став мягким и тёплым. — А я тут чай заварил. Иди скорее.
Он вышел в коридор, улыбаясь своей лучистой улыбкой, потянулся обнять меня — и я позволила. Даже улыбнулась в ответ. Только внутри что-то оборвалось и умерло.
За чаем он рассказывал мне про своего друга, у которого есть знакомый риелтор — «очень честный парень, Мариш, он нам поможет с обменом, если решимся». А я кивала и даже задавала вопросы, словно всерьёз раздумывала над его предложением.
Ночью я лежала рядом с ним, слушала его размеренное дыхание и думала. Три месяца назад я открыла дверь в свою квартиру и впустила этого человека.
Три месяца я позволяла ему перекраивать мою жизнь, отодвигать меня на второй план в моём же доме. А теперь выяснилось, что я для него — просто удачная сделка. Одинокая дура, падкая на внимание.
Обида душила меня, но вместе с ней росло и что-то ещё. Решимость. Я точно знала, что нужно делать.
Холодный расчёт
На следующий день я взяла отгул на работе. Дождалась, пока Игорь уйдёт «по делам» — теперь-то я понимала, каким именно, — и достала с антресолей большой чемодан. Тот самый, с которым он приехал ко мне.
Руки у меня не дрожали. Наоборот, я чувствовала странное спокойствие. Методично, аккуратно складывала его рубашки — те самые, что заняли верхнюю полку моего шкафа.
Брюки, носки, свитера. Косметичку из ванной. Зарядное устройство от телефона.
Нашла в ящике стола его документы — паспорт, медицинский полис, какие-то справки. Сфотографировала на телефон первую страницу паспорта и прописку — мало ли, пригодится, если потом начнёт что-то требовать. Сложила все бумаги в боковой карман чемодана.
Закрыла чемодан, застегнула замки. Поставила у входной двери.
Затем принялась за уборку. Открыла окна настежь, впуская свежий весенний воздух. Вымыла полы с лавандовым ароматизатором — терпеть не могу этот запах, но Игорь настоял, что «так приятнее».
Сняла с дивана плед, который он притащил откуда-то и заявил, что это «уютнее будет». Убрала с кухни его любимую кружку с дурацкой надписью «Хозяин дома».
Наводила порядок я до вечера. Не просто убирала — возвращала себе пространство. Каждое движение, каждое решение — куда поставить вазу, где должен стоять торшер — всё это словно вымывало из квартиры его присутствие.
К шести часам всё было готово. Я приняла душ, высушила волосы, надела любимое домашнее платье. Заварила чай — не в заварнике, который притащил Игорь, а в старом бабушкином чайнике. Села у окна с книгой, которую давно хотела прочитать.
Ключ в замке повернулся около восьми.
— Маришка! — раздался голос из прихожей. — Ты дома?
Я не ответила. Перевернула страницу.
— Мариш, ты что, обиделась? — он заглянул в комнату, на лице беспокойство. — Я задержался, извини. Там с риелтором…
Он осёкся, увидев чемодан у двери.
— Это что? — его голос изменился, стал жёстче.
Я закрыла книгу, заложив пальцем нужную страницу.
— Это твой чемодан, Игорь. Твои вещи в нём. Ключи, пожалуйста, оставь на тумбочке.
Он смотрел на меня, и я видела, как в его глазах сменяют друг друга изумление, злость, расчёт.
— Марина, ты что? С ума сошла? Что случилось?
Я молчала. Просто смотрела на него — спокойно, устало. Он попытался подойти, но я подняла руку.
— Нет. Просто уходи.
— Да объясни хоть, в чём дело! — его голос стал громче. — Я же… мы же… Что за детский сад?!
— Я всё слышала, Игорь. Твой разговор. Про квартиру, про свадьбу и развод. Про то, куда я «денусь».
Он переменился в лице. На секунду растерялся, но быстро взял себя в руки.
— Мариночка, это совсем не то, что ты подумала…
— Ключи на тумбочку, — повторила я. — И уходи.
Моя тишина
— Марина, послушай, — его голос изменился, стал заискивающим. — Ты не так всё поняла. Я просто хотел как лучше… Для нас обоих!
Он стоял в дверном проёме в домашних тапочках — моих, между прочим, которые я купила для гостей. Смешной, нелепый, с этой своей улыбкой, которая раньше казалась такой искренней. В глазах мелькало что-то паническое.
— Мы же любим друг друга, — продолжал он, делая шаг в мою сторону. — Ну, поссорились, с кем не бывает? Давай поговорим спокойно…
Я покачала головой. Удивительно, но страха не было. Только усталость и какая-то тупая боль в груди.
— Нет, Игорь. Ты меня не любишь. И я… я тоже не люблю тебя. Я любила идею, что могу быть кому-то нужной. Что не проведу остаток жизни одна.
— И не проведёшь! — он всплеснул руками. — Марина, да ты сама подумай — мы вдвоём, у нас могло бы быть…
— Уходи, — мой голос был тихим, но твёрдым. — Просто уходи.
Он смотрел на меня несколько секунд, потом его лицо исказилось.
— Значит, так? Вышвыриваешь меня, как собаку? А я, между прочим, деньги в нас вкладывал! В твою квартиру! Думаешь, одна проживёшь? Да кому ты нужна в твоём возрасте?!
Каждое слово било наотмашь. Но я не двигалась с места. Только смотрела ему прямо в глаза.
— Тебе помочь собраться? — спросила я ровным голосом.
Он вдруг как-то сдулся, ссутулился.
— Сука, — выдохнул он, но беззлобно, почти растерянно. Развернулся, прошлёпал в прихожую.
Я слышала, как он возится там с ботинками, как дёргает чемодан — видимо, проверяет, всё ли на месте. Звякнули ключи — положил на тумбочку.
— Пожалеешь ещё, — бросил он напоследок. — Позвонишь, попросишься обратно.
Дверь закрылась. Сначала хлопнула, потом ещё раз — тише, когда замок защёлкнулся. И вдруг наступила тишина.
Настоящая тишина. Не та, что бывает, когда человек просто молчит. А та, что наполняет пространство, когда оно принадлежит только тебе.
Я сидела в кресле, всё ещё держа книгу, и чувствовала, как исчезает напряжение, сковывавшее плечи. Как расслабляются мышцы. Как медленно, но верно возвращается ощущение дома.
За окном начали сгущаться сумерки. Я включила торшер — тот самый, что Игорь задвинул в угол, сказав, что он «старомодный». Поставила чайник. Достала с антресолей коробку с фотографиями, которую он тоже отправил в ссылку.
Разглядывала снимки, попивая чай. Вот я молодая, с дочкой на руках. Вот мы с подругами на даче. Выпускной Светланы… Сколько всего было в моей жизни. Сколько ещё будет.
Позвонила дочери. Услышав её голос, неожиданно для себя расплакалась.
— Мам, что случилось? — встревожилась она. — С тобой всё в порядке?
— Да, солнышко, — я утёрла слёзы. — Знаешь, я, кажется, сама с собой в порядке. Впервые за долгое время.
В ту ночь я спала одна в своей постели. В своей квартире. В своём пространстве. Проснулась от солнечных лучей — шторы не были задёрнуты, и утреннее солнце заливало комнату золотом.
С кухни не доносился запах кофе, который варил Игорь. Никто не храпел рядом, не раскидывал руки во сне, не отнимал одеяло. Только тишина и солнце.
Я потянулась и улыбнулась. Мне было пятьдесят шесть лет, и я точно знала, что счастье — это когда тебе не нужно никому ничего доказывать. Даже самой себе.
