Игорь взглянул на своё отражение в зеркальной панели — лицо его было измождённым, глаза воспалёнными.
Как же он был слеп и глуп все эти месяцы.
Дверь в палату была приоткрыта.
Сквозь щель он увидел её — хрупкую фигурку под белоснежным одеялом, бледное лицо, покоящееся на подушке.
Она смотрела в окно, где дождь рисовал на стекле причудливые узоры.
Игорь глубоко вздохнул и вошёл.
Единственным звуком в комнате было тихое гудение медицинской аппаратуры.
Ольга лежала с закрытыми глазами, но Игорь знал — она не спит.
Её пальцы слегка дергались у края одеяла, как всегда, когда она пыталась скрыть своё волнение.
Он подошёл к кровати и поставил на тумбочку пакет с апельсинами — её любимым фруктом. — Значит, пришёл… — тихо произнесла она, голос был слабым, но в нём ещё звучала та ирония, которая сводила его с ума десять лет назад. — Пришёл, — Игорь сел в кресло рядом.
Она открыла глаза.
Глаза, которые он когда-то сравнивал с морем, теперь казались тусклыми, с желтоватыми прожилками у зрачков. — Ну что, герой?
Принёс своё покаяние? — Нет, — он потянулся к её руке, но она убрала её под одеяло. — Тогда зачем?
Игорь посмотрел в окно.
Дождь прекратился, и первые солнечные лучи пробивались сквозь облака. — Помнишь, как мы познакомились?
Ольга нахмурилась: — Ты в больницу пришёл, чтобы вспомнить молодость? — Ты тогда упала с велосипеда прямо у меня на глазах.
С разбитыми коленками и порванными джинсами ругала этот проклятый бордюр… — И что? — И ничего.
Я просто тогда полюбил.
Твою злобу, твоё упрямство.
То, как ты, прихрамывая, тащила этот чёртов велосипед домой.
В палату вошла медсестра, проверила капельницу, бросила на Игоря любопытный взгляд и вышла. — Игорёк… — Ольга закрыла глаза. — Не надо. — Надо.
Потому что я забыл.
Забыл, почему полюбил тебя.
Она резко повернула голову к нему: — Ты полюбил меня здоровой!
А теперь я… — А теперь ты такая же упрямая и злая, — он вдруг улыбнулся. — Просто с разбитыми коленками.
Ольга прикусила губу.
По щеке скатилась слеза. — Дурак…
Игорь осторожно взял её руку.
На этот раз она не отдернула. — Врачи говорят… — Я слышала, что говорят врачи, — прервала его она. — Но я не собираюсь… — Бороться? — Нет.
Я не собираюсь прощать тебя.
Игорь кивнул.
Он сжал её пальцы, такие холодные и тонкие. — Ладно.
Тогда я буду извиняться каждый день.
Пока не устану. — Устану быстро, — она слабо улыбнулась. — Поспорим?
За окном запела птица.
В коридоре прозвонил телефон.
Жизнь продолжалась.
Игорь прижал её руку к губам.
Он не знал, сколько им осталось.
Но впервые за долгое время почувствовал — он наконец дома.
Год спустя
Снег медленно падал за окном больничной палаты, укрывая Диканьку белоснежным покрывалом.
Игорь разворачивал фольгу с домашними пирожками, которые испёк сам по рецепту бабушки Ольги. — Опять пережарил, — фыркнула Ольга, отламывая кусочек. — Зато с любовью, — он усмехнулся, смахивая крошки с её подбородка.
Она стала ещё более худой.
Химиотерапия давалась трудно — тошнота, слабость, бессонные ночи.
Но в её глазах вновь вспыхнул тот самый огонь, который когда-то заставил Игоря влюбиться в неё с первого взгляда.
В дверь постучали.
Вошёл врач с папкой анализов. — Ну что, Иванова, готовы услышать хорошие новости?
Игорь инстинктивно сжал её руку. — Опухоль уменьшилась на семьдесят процентов.
Мы почти достигли ремиссии.
Наступила тишина.
Затем Ольга тихо засмеялась: — Ну вот.
Придётся терпеть тебя ещё лет пятьдесят, Игорёк.
Игорь не смог сдержать слёз.
Он прижался лбом к её плечу, вдыхая знакомый запах лекарств и её духов. — Это я буду терпеть тебя, — прошептал он. — Потому что ты… — Потому что я что? — Потому что ты до сих пор ругаешься, когда просыпаешь мой кофе.
За окном зазвонили колокола ближайшей церкви.
Где-то в Диканьке начиналась новая жизнь — ссоры, расставания, невысказанные слова.
Но здесь, в этой палате с потрёпанными обоями, двое упрямцев в очередной раз доказывали, что даже самую горькую правду можно пережить.
Вместе.
