После школы Анька никогда не шла домой, а болталась по улицам, гуляла в парке, потом шла на школьный стадион и бегала до одури.
Когда ноги уже отказывались двигаться дальше, а щеки начинали пылать, она садилась на мокрую, в облезлой краске лавку и ела припасенный с обеда хлеб.
Хлеб в школьной столовой можно было брать сколько угодно, он лежал на огромных железных подносах, криво нарезанный, крошащийся и… И очень вкусный.
Черный или белый — всё равно, какой. Школота расхватывала пропитание быстро и весело, а потом, засунув улов в карман, мяла его там пальцами, сидя на уроке, и отправляла в рот малюсенькими кусочками.
Аня росла, и есть ей хотелось постоянно.
— Ты что опять там жуешь, Ершова? А ну перестань. К доске, Ершова, теорему будешь доказывать.
И Аня шла к доске, быстро глотая на ходу размокший во рту хлеб.
Доказывать теоремы, рассчитывать траектории и инерционные пути, писать диктанты и сочинения Ане Ершовой казалось скучным, совершенно бесполезным занятием.
— Ну и кем же ты у нас будешь? — посчитав количество троек в дочкином дневнике, спрашивал её отец, Виктор Семенович.
— Я буду торговать кофе в ларьке, — сообщила Аня.
— Отлично! Очень перспективная должность! — кивал Витя.
— Да кем бы ни была, а учиться в школе надо хорошо! Отлично! Это же основы! — возмущалась на кухне мама.
— Тише, тише вы, кричат, как на пожаре. Оставьте ребенка в покое! — защищала Аню баба Ира. — Сама решит, что ей надобно, подтянется, выправится. Ты, Витя, тоже не сразу у нас умником стал, вспомни, как я тебя в восьмом классе по подворотням искала, а ты…
— Ой, хватит, мам! Вспомнила бабушка первую ночь! — махнул рукой Виктор Семенович. — Аня — девочка, ей положено быть умной, хорошей и воспитанной.
Баба Ира только поджимала губы и усиленно наглаживала грустную Аню по головке.
— Не расстраивайся, детка. Не слушай их. Ты у меня самая–самая! Они ещё увидят, на что ты способна! — шептала она, а Аня обнимала пухленькую бабушку и прижималась к её мягкой, пышной груди. Так уютно, как с бабой Ирой, Ане не было ни с кем. Бабушка и пахла уютно, и руки у неё были самыми нежными, а глаза…
Господи, какие у неё были глаза! Аня потом, когда стала взрослой, часто их вспоминала, ныряла в них, как в два тихих, теплых облачка, и замирала, чувствуя, как оттаивает душа…
Бабу Иру, как, смеясь, объяснял Виктор Семенович, он взял к себе в семью «на перевоспитание».
Раньше его мама, как и полагается, жила с Витиным отцом отдельно от семьи сына. Да, конечно, она часто приезжала нянчить Анечку, но никогда не задерживалась, понимала, что третий тут лишний.
А потом, когда умер муж, Ирина Анатольевна начала сдавать. Забывала пить лекарства, могла всю ночь промучиться давлением и никому ничего не сказать, а утром приехать к больной Ане и играть с ней в индейцев, ползая по полу и прячась за кресла.
— Мама! — В очередной раз, когда Ирине Анатольевне стало «как–то не очень, я лучше присяду», Виктору это надоело, тем более что ему стали названивать из поликлиники, просить проследить за терапией гипертонии у матери. — Мама! Ты переезжаешь к нам. Ничего, места на всех хватит, и не смей отказываться. Твой врач мне оборвал телефон, настаивает на…
— Ишь, ты! Настаивает он, какой настойчивый, аж у меня поджилки затряслись! — фыркнула Ирина Анатольевна. — А как я к нему приду, в пол глазки опустит, равнодушно так бросит, мол, годы у вас, берегите себя, и дальше в телефоне копаться. А я ему на последнем приеме так и сказала, что не врач он, не эскулап, а так просто, эскалоп.
— Чего? Мам, ты что ему наговорила?! — в ужасе вытаращился на мать Виктор.
— А то, что Эскулап, Витенька, это сын Аполлона. А этот наш МихалИльич и лицом страшен, и талантом не наделен. Гнать таких надо из поликлиник, вот что я тебе скажу. И к вам я не перееду, даже не думай!
— Да вы хулиганка, Ирина Анатольевна! — улыбнулась невестка, Танечка. — Дерзкая такая, с вами не поспоришь!
— Ой, Таня, вот именно из–за неуживчивости моего характера я и не буду с вами жить, — Ирина решительно встала, отошла к окну, сложила ручки на груди.
— Ну мы вас очень просим, Ириночка Анатольевна! — Татьяна никогда не называла свекровь матерью, а та и не просила. Да какая разница, если Таньку она приняла, полюбила, то хоть пусть как величает, лишь бы счастливы они с Витей были! — Понимаете, мы с Витей много работаем, Аня одна… Вы бы за ней приглядели, возраст такой всё же…
Таня знала, какой аргумент выдвигать. Сработало, и Ирина Анатольевна переехала к внучке.
Теперь она всегда была в гуще событий, а сын следил за её здоровьем со всей возможной ответственностью.
И, как водится, бабашка всегда заступалась за бедную, замученную внучку. Аня млела от этой заботы, что только не мурчала от удовольствия. Что ни говори, а с появлением бабушки в доме стало уютнее.
— Не переживайте, Витя, Таня! Все через это проходят, это поиск себя, «А он, мятежный, ищет бури, как будто в буре есть покой!» — кивая на каждое своё слово, подвела итог баба Ира. — Всё наладится, срастется, расцветет наш росточек, ещё все удивятся, да, Анютка?
Девочка кивала, но в свои силы верила слабо. Ну что из неё такой получится? Сидеть в школе скучно, уроки делать тоже скучно. Куда себя приложить?
Анины подруги все куда–то ходили, чем–то занимались, а Аня металась от одного кружка к другому, нигде особенно долго не засиживаясь.
Единственное, что всегда хорошо получалось у Ириной внучки, так это различные физические упражнения. Поэтому и носилась по стадиону или с ребятами играла в футбол.
Аня также хорошо плавала, нормативы всегда сдавала на твердую «пять».
— Ты, Аня, в спорт иди, — посоветовала ей как–то бабушка, очередной раз выловив девчонку на улице. — Чего без толку болтаться по городу? Есть же у вас в школе секции? Папа твой ходил на баскетбол, очень был прыгучий мальчик. Потом, правда, — тут Ирина Анатольевна вздохнула, — мячиком этим окаянным по голове получил. Два раза. Ну и перестал ходить на баскетбол… Потом ещё карате занимался, настольным теннисом. Вот и ты давай–ка, детка, пристройся куда–нибудь.
— Ну куда я, бабушка, пристроюсь? У нас в школе одни только шахматы, ничего больше нет. Ой, да ну! — Аня опять принялась за своё — всё неинтересно, всё нудно и скучно.
— Шахматы? Это что ж всё так бедненько–то у вас? Нехорошо. Надо поспособствовать!
Ирина Анатольевна быстро перешла от слов к действиям, в свободное от домашних хлопот время сходила к директору Аниной школы, долго тянула резину, нахваливала и учителя по биологии, и Аниного классного руководителя не обошла добрым словом. Директриса, Марина Кирилловна, внимательно слушала, понимая, что этакой медовой феерии последует ложка дегтя.
И она последовала.
— … Ну а вот с физической подготовкой детей у вас как–то не очень, Марина Кирилловна. Нет, я не предъявляю претензий, не критикую, Боже упаси! Но надо как–то развивать! — Ирина Анатольевна многозначительно закивала. Марина закивала тоже.
«Надо было предложить кофе, — подумала директор. — Не простая бабуля, ох, не простая…»
— Да, мы не в Москве, скажете вы, — продолжила между тем Ирина, отмахнувшись от предложения устроить кофепитие. — Финансирование и всё такое, но давайте тогда своими силами! Найдем молодого, перспективного педагога, пусть ведет кружки. Ну а что? Я разве не права?
Марина пожала плечами. Права эта женщина или нет, но лишней ставки у школы тоже нет. Разве что нынешний преподаватель, Артошкин Степан Петрович, решит уйти, он вроде как давно пугает, что уволится, вот тогда…
Артошкин ушел через месяц. Его жену перевели в другой офис, в Мытищах, поближе к столице, она перетащила за собой всю семью.
А на место Степана Петровича пришел некто Олег Павлович, протеже завуча, Марининой подружки, Звонаревой Галины Фёдоровны.
— Он вообще откуда? — поинтересовалась Марина, рассматривая фотокарточку на резюме нового преподавателя.
— Олег–то? Да из Питера. Спортсмен, много по лечебной физкультуре знает, образование опять же. Бери, не пожалеешь, — отрапортовала Галя.
— А чего ж, если он такой незаменимый и умница, то не в Питере своём, а у нас, здесь? — поджала губы директор.
— Знаешь, что, Маринка, ты кадрами не разбрасывайся. Дают — бери. Ты ж хотела секции, хотела «рабочую лошадку»? Вот он именно такой. Холостой, без забот, живет работой.
Звонарева отвела глаза.
— Ах, вон оно что… Ты и он… Он и ты… — догадалась Марина Кирилловна.
— А вот это, уважаемая, вас не касается. Ну что, звать мне его к нам? Он готов. — Галина Фёдоровна была настроена весьма решительно.
— Зови. Что теперь с вами делать… Как дети, ей–богу! — махнула рукой Марина, застучала ноготками по клавиатуре.
— Вот и спасибо. — Галя быстренько набрала Олегу, сообщила, что всё решено…
С приходом Олега Павловича спортивная жизнь школы забила ключом. Теперь молодежь потела в спортивном зале, а не слонялась по улицам. Марине Кирилловне пришлось, правда, выкроить из бюджета средства на оснащение оборудованием зала, но она изощрилась.
— На всё можно найти заплатку, если очень постараться! — гордо заключила она и улыбнулась Олегу Павловичу. Теперь она прекрасно понимала свою подругу Галю, понимала, что нашла та в этом мужчине. Он просто был Мужчиной, не щупленьким замарашкой, не кругляшом–перекатышем, а спортсменом. Женское сердце таких сразу привечает, а уж потом голова разбирается, что к чему.
Марину Кирилловну даже похвалил участковый, мол, снизила им количество мелких правонарушений, меньше стало возни.
— Да что я! — махнула рукой директор. — Есть у нас в школе одна бабушка, вот кто всю кашу и заварил.
Ирина Анатольевна, узнав о состоявшихся в школе переменах, тут же велела Ане всё разведать и выбрать себе что–нибудь по душе.
Аня с задачей «выбрать» справилась по–своему. Она просто пришла к Олегу Павловичу и сказала, что ей нечем заняться.
— То есть как это нечем? — буркнул мужчина. Заполнять журнал было делом для него нелегким, и даже скорее удручающе скучным, за этим и застала его Аня.
— Ну вот так. Я бегать люблю, пару раз участвовала от школы в соревнованиях. Но у нас же это всё было «в загоне», так что я уж и не знаю…
Олег Павлович усмехнулся. Она, видите ли, даже и не знает… Ну поглядите на неё! Стоит, ноги от ушей, мышцы развитые, но вот осанка! Как дитё подземелья!
Если бы его мысли слышала баба Ира, то возмутилась. Анечка делает по утрам зарядку, а вечером лежит пряменько на диване, откуда сутулость–то?!..
Анна на удивление совсем не стеснялась учителя, не робела под его прямым, изучающим взглядом.
— А уроки ты когда делаешь? — вдруг спросил он.
— Вам что, наша классная нажаловалась? — насупилась Аня. — Вы её не слушайте, она ерунду говорит.
— Ты мне брось так о педагоге! — вдруг строго сказал Олег Павлович. — Ты сейчас должна девять классов окончить, а тогда уж иди хоть куда! Но надо голову прежде всего нагружать, Анна! Мышцы – вещь великая, но мозг – он выше! Поняла? Мозг ими управляет.
— Да. Извините, я спешу! Домой мне срочно надо, там бабушка…— схватила свой рюкзак Анька и попыталась протиснуться между Олегом Павловичем и дверным косяком. Слушать нравоучения она не хотела.
Сбежать не вышло.
— Значит так. Аня, кажется? Я возьму тебя к себе на тренировки, пока не знаю, что мы с тобой будем делать, но возьму. Только с условием: подтянешь все предметы. Особенно русский язык. О тебе на планерке сегодня говорили. И бабушку твою жалели, что на собраниях за тебя краснеет. А у неё наверняка давление.
— Да ну! — начала, было, Анна. — Врете вы всё!
— Да пойми ты, глупышка, без хорошего русского тебя никуда не возьмут! Поступать как будешь? А я тебе советую после девятого поступать в колледж. Учителя физкультуры нам очень нужны. Вот выучишься, придёшь, вместе работать будем!
— А я не нуждаюсь в советах. И раз у вас какие–то условия, то и ладно. Ну и обойдёмся. А бабушке рассказывайте, сколько хотите. И вообще…
Аня рассердилась. Нет, ну правда, что это за «репка» такая получается?! Чтобы попасть в секцию по ОФП, надо ещё и по остальным предметам что–то там подтянуть. А они, эти предметы, не штаны, чтобы их подтягивать.
— До свидания, Олег Павлович. Хорошего вам вечера, — кинула через плечо Аня и хотела уйти, но услышала за спиной смех. Нет, не неприятный, не свысока, не унижающий, а нормальный мужской смех.
Вот тогда она в Олега и влюбилась. Боже, у них такая большая разница в возрасте, просто огромная, а она всё равно влюбилась.
— Да не гоню я тебя, дурёха! — наконец перестал смеяться Олег. — Просто хочу раскрыть твой потенциал на всю мощь! Думающий спорт и спорт мышечный, оголтелый – это две разные вещи. Умеешь думать – умеешь контролировать себя. А уж если умеешь свою фамилию грамотно в резюме написать, так это вообще золото, а не специалист! В общем, про русский я не пошутил.
Ане даже показалось, что над ним как будто нимб засветился. Он видит в ней потенциал. Потенциал, матрешки крашеные! Никто не видит, бабушка жалеет, балует, отец с матерью копят деньги на её платное образование, а он, Олег, видит что–то такое, ради чего готов ей помогать…
— Вы из благотворительного фонда любителей спорта? — чтобы как–то скрыть своё восхищение, поинтересовалась Аня.
— Нет. Я просто многое видел. И людей хорошо чувствую. Но этому тоже надо учиться. А ты, Аня, ленивая, уж извини.
У девчонки даже все слова из головы повыскакивали. Ленивая?! Она ленивая?!
— А пойдемте на стадион. Берите секундомер, я бегать буду. Ну! — вскинулась Аня.
Но Олег Павлович только покачал головой.
— Опять только мышцами работать собралась? Нет уж. У меня детишки тут приходят, малышня, шестилетки. Ну, гимнастика, общее развитие, так сказать. Будешь мне помогать. Я с ними, честно говоря, уже не справляюсь. Разбегаются, как обезьянки, качаются на лианах или на мне, сил нет. Ну, согласна? Напишу тебе потом сопроводительное письмо, куда скажешь, что, мол, практику проходила. Тебе зачтётся. По рукам?
Аня задумчиво била мыском кроссовка по стене, потом, потерев лоб и внимательно взглянув на Олега Павловича, кивнула…
…— Ну как там ваш новенький? — поинтересовались у Марины Кирилловны на очередном совещании. — Говорят, чудит?
— Наоборот. Таких специалистов поискать ещё! Вечером с ребятишками маленькими заниматься, уроки тоже отрабатывает чётко, по–научному. Всех учеников разделил на группы, кому что можно, кому что нельзя, кому сколько висеть, прыгать, отжиматься. Всех сводил в спортивный диспансер, представляете?! Заставил пройти обследования. Благодаря ему, кстати, у одного нашего мальчика нашли что–то в сердце. Мать плакала, ругала учителя, что, мол, сделал ребенка больным, на нас хотела жалобу писать… А потом, опомнившись, стала ему руки целовать. Если бы паренек тогда на соревнования по бегу поехал, то еще не известно, вернулся бы или нет. Мальчишка как раз в рост пошёл, сердце болело часто, мать списывала на перемены в организме, а тут… Так что я ни капли не жалею, что он теперь работает у нас.
— Ну а регалии, звания? Призер? — не отставали коллеги.
— Нет, извините, не знаю.
Марину Кирилловну раздражали эти пустые разговоры. Олег — находка, самоцвет, и точка.
Начав свою карьеру помощницы тренера, Аня вдруг поняла, что ей это по душе. Она не злилась, не кричала, а просто возилась с малышней, как будто все эти гномы в черных шортах и белых майках её собственные ученики.
— Нет, ты посмотри на этого, как там его, Никитина! — показывал пальцем Олег Павлович на юркого паренька, белобрысого, коренастого, скачущего по залу. — Наблюдай. Ноги при прыжке неправильно ставит, не приседает, замах от этого маленький, бегает, руками не работает, от этого скорость… Но потенциал есть. Ты посмотри на его суставы, Аня. Тут важно не переусердствовать. Такая гибкость часто бывает от рождения, но она и польза, и вред. Соединительная ткань еще хрупкая, её надо беречь. Если, положим, такой спортсмен заболел, то потом месяц, а то и два надо остерегаться нагрузок. А то суставы воспалятся. Но это пока мышцы не нарастут, а как укрепится тело, так можно уже увеличивать нагрузки. А вот этот, — физкультурник тыкал пальцем в хиленького мальчугана, темненького, с выступающими из–под кожи ключицами и худыми, как спички, руками, — этого привели, потому что с позвоночником проблемы, искривление. Кобзин! Подойди сюда!
Мальчик, до этого вяло катающий мяч по полу, вздрогнул, испуганно посмотрел на тренера, подошёл как–то бочком, мелкими шажками.
— Кобзин, встань, руки по швам, спину прямо. Да ну где у тебя швы?! Где штаны по бокам, там и швы!
Мальчик послушно выпрямился.
— Видишь, плечи, лопатки, тазовые кости – всё гуляет. А это нехорошо! Опасно! Пока косточки мягкие, а мышцы податливые, надо исправлять. Как будешь действовать?
Олег строго посмотрел на Анну. Та пожала плечами.
— Правильно, укреплять мышечный корсет. Упражнения я скажу, какие делать. За Кобзина отвечаешь лично, поняла? Через два месяца посмотрим, что и как…
Девчонка старательно запоминала всё, что говорил тренер, многое не понимала, не хватало знаний. Тогда, уговорив бабу Иру дать денег, Аня поехала в книжный магазин, накупила брошюр и учебников по анатомии, Татьяна достала ей даже книгу по лечебной физкультуре.
— Я её такой никогда не видела! — восхищенно шептала Таня на ухо мужу. — Читает, что –то там подчеркивает. И русский подтянула. Неужели пережили этот кризис? А, Ирина Анатольевна, как вы думаете?
Ирина Анатольевна думала, очень много думала и замечала, какой приходит внучка после этих своих занятий, как блестят её глаза, как она вздыхает, задумчиво рисуя что–то на оконном стекле.
— Как бы беды не вышло… — беспокойно качала баба Ира головой. — Ох, девочка, ты моя девочка…
Что Аня влюбилась, Ирина поняла сразу, вот только предмет её воздыханий был пока неясен. Одноклассник или кто–то постарше?
Ни о ком таком Аня не говорила, да и гулять вроде ни с кем не ходила. А вот об Олеге Павловиче трещала целыми днями.
Первая любовь у Анечки… Сказать ли Вите, Тане? Пока не стоит, наверное, ещё обидят чем! И Ирина решила хранить тайну, но на этого Олега сходила, посмотрела. Не приглянулся он ей, староват, но мнение свое держала при себе.
Олег Павлович готовил Аню к соревнованиям.
— Техника, Анна! Что ты сейчас показала?! Забег зайчиков? Голова, должна работать голова! Ты порвешь себе связки, колени в хлам, а толку? Распределяй силы, дыши. А то помидором надулась, сейчас лопнешь.
Засмеялись его шутке другие ребята, но Олег только цыкнул на них.
— Здесь нет клоунов и цирка. Я говорю смешно, но правильно. Работаем! — сказал он и свистнул. Бегуны помчались по дорожкам стадиона. В тот вечер Аня поставила свой личный рекорд. И поняла, что окончательно «втрескалась» в своего учителя…
Сказать кому–то? Одной очень тяжело, очень! Но кому? С кем поделиться?
Аня пробовала намекнуть о своих переживаниях подружке Даше. Но та ничего не поняла, занятая мыслями о чем–то своем…
Аня пришла домой уставшая, грустная. С разрастанием в её сердце любви появлялось и понимание, что никакого будущего здесь быть не может.
Она окончит школу, поступит куда–то, а Олег Павлович её забудет. И всё. И тогда Анька просто погибнет. Она для него — одна из многих, случайный человек, а он для неё… Эх, никто этого не поймет!..
— Ты чего ужинать не идешь? — шепотом спросила Ирина Анатольевна, села на краешек Аниной кровати. — Устала или случилось что?
— Ничего у меня не случилось. И отстаньте вы все от меня! Надоели! Я сама всё знаю, и голова у меня нормально работает, и вообще… — сердито ответила Аня, отвернулась к стенке.
— Ну ладно. Я попозже загляну. — Ирина погладила внучку по плечу. — Ты только, девочка моя, сразу не расстраивайся, не горюй. Всё к лучшему. Ты потом поймешь. Ладно, отдыхай…
Татьяна приставала к дочери с вопросами, Виктор просто ходил хмурый, просил объяснить ему наконец, почему дочь стала такой замкнутой, но Ирина верно хранила тайну. Влюбилась девочка, бывает. Лишь бы не обидели. И глупостей не наделала…
Уехать после девятого класса Аня решила как–то вдруг. А что, поступит в колледж, не будет больше видеть Олега, станет полегче. А потом, когда она наконец вырастет, то найдет его, и они поженятся. Ну и что, что он будет старый!
Она–то его любит всё равно! Если Олег, как и обещал, еще напишет ей сопроводительное письмо, что, мол, Аня не спортсменка, а прирождённый тренер, то тогда вообще красота!
Аня окончательно убедилась, что её увлекает книга по лечебной физкультуре. Мало что понимая в диагнозах, она замучила преподавателя биологии своими вопросами, нашла в библиотеке справочник болезней, штудировала его, коверкая названия и закатывая глаза от бессилия.
Нет! Надо учиться! Надо. И не в школе. И не в этом городе, это точно!
Но в колледж надо ещё поступить. Если победить на соревнованиях, то, говорят, будет дополнительный балл, её могут принять одной из первых.
Опять же лечебная физкультура, которой её потихоньку обучал Олег Павлович, окажется нелишним знанием, можно будет блеснуть перед комиссией.
И как вообще поступать в колледж? Эти вопросы роились в Аниной голове, заставляли её ворочаться по ночам, а баба Ира сидела на кухне и тоже переживала, но сделать ничего не могла…
Решение пойти и поговорить с тренером, потребовать от него рекомендации, действовать решительно и строго родилось у Ани после очередной бессонной ночи.
В конце концов он сам обещал помочь, если Аня поможет ему. А она помогала! Дошколята её слушались, занимались, их родители внимательно записывали рекомендации, кивали. Пора тренеру выполнить свою часть сделки.
Весенник каникулы только начались. Аня, быстро покидав в рюкзак форму и кроссовки, натянула олимпийку, застегнула её до самого ворота, собрала волосы в хвост, подкрасила маминой тушью глаза.
— Хороша! — кивнула баба Ира. — Куда идешь? А духи материны зачем взяла?
— Ну я уже взрослая, баба Ира! Чего ты пристаешь! Погуляю и приду. Побегаю ещё. Всё, бабуль, я пошла.
Анька чмокнула Ирину в щеку, быстро юркнула за дверь. Надо быть решительной и смелой…
Через десять минут девчонка уже стояла перед тренерской, деликатно кашляла, поправляла рюкзак, сползающий с плеча, и почему–то не решалась постучать.
Она знала, что Олег Павлович там, слышала его голос, значит, он не один. Это и смущало. Аня вдруг испугалась этой запертой двери, тихих голосов за ней, того, что могла там увидеть…
— Анна! Ты что тут делаешь? Каникулы же! — в спортзал зашла завуч, Галина Фёдоровна, строго глянула на ученицу и тоже встала перед дверью тренерской.
— Ну, что, кто стучать будет? — заговорщицки спросила женщина. — Давай вместе.
Они улыбнулись друг другу, подняли руки и забарабанили костяшками пальцев по дерматиновой обивке.
За дверью что–то упало, кто–то взвизгнул, Галина подергала ручку, потом вынула из кармана пиджака ключ, открыла, велела Ане уйти, но та, как вкопанная, смотрела на то, что показалось за дверью.
На коленях у тренера сидела незнакомая девчонка. Они целовались. Вдруг девица задела рукой стоящее на столе шампанское, бутылка упала, залила журналы, которые Олег Павлович должен был заполнить…
Анины глаза расширились, она как будто разучилась дышать и только хватала ртом воздух. Хотелось закричать, заплакать, но ничего не получалось, она только вцепилась в руку Галины Фёдоровны и не могла разжать пальцев.
— Аня! Да уйди же ты! Отпусти сейчас же! — закричала Галина, оттолкнула девочку в сторону, влетела в тренерскую и стала колошматить физрука теми самыми журналами с разводами от шампанского.
Девица ойкнула, быстро собралась и убежала, на ходу смерив Аню презрительным взглядом.
— Да как ты мог?! Как мог?! Я тебя сюда устроила, я тебе все условия, а ты!.. — распиналась завуч, а Олег Павлович только прикрывал голову и ничего не говорил. Он был пьян и вообще слабо понимал, что происходит.
Аня тогда возненавидела его. Он оказался таким плоским, таким приземленным, гадким и пошлым.
Галина замахивалась на него, а он только закрывался руками.
Устав от побоев, Олег всё же встал, шатающейся походкой прошёл к выходу, схватил с вешалки куртку и, обернувшись, сказал, как плюнул:
— Не ори. Сама понимаешь, что ты чернослив, Галка. А я сочненькое люблю. Всё, бывай!
Увидев Аню, Олег Павлович пошаркал к ней.
— Ну что, Ершова, и ты здесь. Талант у тебя, Аня! Ну ты не пропадай, давай там, повышай! — он поднял вверх руку, потряс кулаком и ушёл.
Аня обернулась. Галина плакала, некрасиво привалившись спиной к стене. На полу валялись журналы, пустая бутылка от шампанского, ключи.
— Уходи! — зашипела Галя на девчонку. — Уходи сейчас же. Расскажешь кому–то, я тебе не прощу!
Аня убежала. Нет, она никому ничего не расскажет. Просто духу не хватит…
… Ирина Анатольевна вот уже в который раз приносила к Аниной двери стакан с водой, но внучка не открывала.
— Чего стряслось–то, а? Вроде утром было всё в порядке! — Татьяна барабанила пальцами по столу, Виктор ходил вокруг неё, останавливался у окна, вздыхал, опять принимался ходить.
— Мам, ты можешь объяснить? — не выдержал он.
— Я ничего не знаю. Она пошла тренироваться, так она сказала… Ну… Ну, может быть, подождать? Она сама, если захочет… — лепетала Ирина.
Если сейчас надавить, выпытать, заставить рассказать, то будет плохо, очень плохо…
— Сама… Захочет… Вы же знаете, какие они в этом возрасте! Аня! Анна! Немедленно открой и скажи, что случилось! — Татьяна постучалась в дверь, но свекровь, сглотнув, уверенно оттеснила её в сторону.
— Не лезь, Таня. Просто не лезь! — прошептала она.
— Да? А может быть, я сама решу, как мне поступать в моем доме и с моей дочерью? — вспылила Таня. — А ведь вы что–то знаете, да? Покрываете? Кого? Ну что там? Роман? Интрига? Аня! Я сейчас директору позвоню! Я…
Татьяна кричала так, что, казалось, во дворе слышно каждое её слово.
«Боится… Это от страха за Анечку… Ну нельзя же настолько поддаваться истерике!» — Ирина покачала головой, потом, оглядевшись, взяла со стола графин с водой, размахнулась и вылила его на невестку.
— Мама! Ирина Анатольевна! — закричали Витя и Таня одновременно.
Баба Ира хотела оправдаться, но тут распахнулась дверь, Анька, зареванная, несчастная, посмотрела на них, опять всхлипнула и уткнулась в растерянную Ирину Анатольевну мокрым носом.
— Ничего, детка! Ничего! Бывает, что тяжело, что больно, и кажется, что мир разрушился. А потом опять встает солнышко, и впереди у тебя вся жизнь. Ну не реви, Анютка! — Ирина вытирала внучкины слезы, плакала сама. — Не реви, малыш! Никогда ничего лишнего с нами не случается, всё для чего–то нужно. Тебе просто сейчас очень больно, но потом ты поймешь, что испытания на пользу. И людей на пути лишних не бывает. Все нас чему–то учат. Анечка, моя хорошая!
Анютка замотала головой, зажмурилась. Ну какая польза от разбитого сердца, от того, что больно и обидно?! Какая?..
Олега Павловича больше в школе не видели. На его место пришла молоденькая практикантка, секцию для дошколят закрыла, вела уроки скучно и стандартно.
— И ничего! И пусть! — уговаривала сама себя Марина Кирилловна. — Не сошелся на нем свет клином. Свои кадры вырастим!
… Саша Кобзин сидел на детской площадке, худенький, несчастный, неприкаянный. С ним никто не играл, оны был «хиляк» и «маменькин сынок», он постоянно плакал и проигрывал. Раньше мама водила его на тренировки, Сашка взахлеб рассказывал об этом отцу, тот слушал и кивал, а потом вздыхал. Он, отец, тоже не верил, что из сына что–то получится…
— Санька! Ты чего здесь? — окликнула мальчишку Аня. — Скучаешь? Гляди, погода какая! Пойдем на стадион!
— Зачем? — Кобзин вытер рукавом нос. — Всё равно больше нет занятий.
— Как это нет? Раз ты есть, и я тоже есть, значит будут тебе занятия! Ольга Филипповна, здравствуйте! — помахала Аня Сашкиной матери. — Мы на стадион, хорошо? Дела у нас неотложные.
— Ну… Ну хорошо, я тут посижу, подожду, — согласилась женщина. — Хоть так мальчика занять… — вздохнула она…
Они просто играли, бегали, кидали мяч, дурачились. К лету Саша уже многое умел, окреп, стал смелее, Аня подбадривала его, сколотила из малышни подобие команды, придумывала для них разные развлечения.
«Ты голову включай! Мышцы — это только мышцы. Голова работать должна!»
И она включала. Выходило неплохо…
…Олег Павлович сидел на лавке, небритый, в расстегнутой рубахе и рваных штанах, курил и равнодушно смотрел на прохожих. Он не знал, сколько уже так сидит, зачем он здесь. Просто двор, просто воробьи в кустах, просто ещё один никчемный день.
— Вы? — услышал он за спиной женский голос, обернулся, прищурился. — Не узнаете меня?
— Нет. А должен? — усмехнулся он.
— Я — Аня. Вы меня учили.
— Аня? Которая? — В глазах появился интерес, мужчина развернулся, выкинул сигарету.
— Ершова. Вы меня с детишками работать учили.
Анна села рядом с ним на лавочку.
— Ну и как? Научил? — Олег невесело хохотнул.
— Да. Я институт окончила, теперь реабилитологом работаю. А Саша Кобзин волейболом занимается, он очень изменился, — сказала Аня.
— Кобзин? Изменился, значит? Да не помню я, чего вы пристали?! — стал вяло отмахиваться Олег.
Она всё смотрела и смотрела на своего учителя, искала в нем то, что полюбила когда–то. И не находила. А ведь думала замуж выйти… Глупая.
— Реабилитолог? Ты? Ершова? — как будто уцепился он за знакомые слова. — Нет, не помню. Идите, девушка, проходите мимо, у меня ничего нет. Нет ничего! Вот привязалась!
Ему было стыдно за себя, свой расхлябанный вид. Не так Олег представлял себе их с Анной встречу.
— Спасибо вам, — сказала девушка, поднявшись.
— За что?
— За то, что помогли понять, кем я хочу быть. До свидания, Олег Павлович. Всего вам хорошего!
— И тебе не хворать, Ершова. Береги себя!
Он всё смотрел ей вслед и улыбался. Ученик превзошел учителя, обогнал, стал лучше него. Ну и хорошо. Хоть у кого–то впереди целая жизнь, интересная, правильная. А у Олега остались одни воспоминания. Каждый сделал свой выбор и теперь пожинает плоды…
