Они разговаривали обо всём — о работе, о планах на лето, о том, стоит ли наконец завести кота.
Смеялись над шутками официанта, пробовали блюда друг друга, заказали десерт, хотя уже были сыты.
Этот вечер был именно таким, каким мечтала Тамара — спокойным, интимным, только для двоих.
Домой они вернулись около одиннадцати.
В квартире царила странная тишина и порядок — похоже, гости всё же справились.
На кухонном столе лежала записка с другим почерком: «Алексей, зайди завтра. Мне нужно с тобой поговорить. Мама». — Пойдёшь? — спросила Тамара. — Пойду, — кивнул Алексей. — Но на этот раз разговор будет другим.
На следующий день Алексей вернулся от матери рано утром.
Тамара сидела на диване с книгой, но не читала — ловила тишину квартиры и удивлялась тому, как легко ей стало после вчерашнего. — Ну как? — спросила она, когда муж прошёл на кухню и налил воды. — Сначала был грандиозный скандал, — Алексей устало улыбнулся. — Мама обвиняла тебя во всех смертных грехах.
Говорила, что ты меня испортила, что теперь я не уважаю родителей, что семьи у нас больше нет. — И что ты ответил? — Что семья у нас есть.
Моя семья — это ты.
И если она хочет быть её частью, она должна уважать наши границы, наши решения, нашу жизнь. — Он сел рядом с Тамарой. — Я сказал, что люблю её, но не позволю больше вести себя так, будто наша жизнь принадлежит только ей. — Как она отреагировала? — Сначала плакала.
Потом злилась.
Потом, кажется, начала понимать. — Алексей потёр переносицу. — В конце она даже призналась, что испугалась вчера.
Когда нас не было, и ей пришлось самой объяснять гостям, что произошло.
Тётя Ольга, кстати, сказала ей, что она сама виновата.
И что вообще молодцы мы, что отстаиваем свою жизнь. — Тётя Ольга из Каменец-Подольского? — Именно.
Мама была в шоке. — Алексей наконец рассмеялся. — Видимо, не все родственники приняли её сторону. — И что дальше? — А дальше мы установили правила. — Алексей взял Тамару за руку. — Никаких сюрпризов без предупреждения.
Никаких решений за нас.
Если она хочет прийти — звонит заранее.
Если хочет что-то организовать — сначала спрашивает.
Я всё это записал, и мы оба подписали.
Как договор.
И ещё попросил вернуть ключи.
Хотя бы до следующего отпуска.
Тамара расхохоталась. — Ты серьёзно? — Абсолютно. — Алексей тоже улыбался. — Думаю, с мамой по-другому не получится.
Ей нужна чёткость и структура.
Иначе она искренне не понимает, где проходят границы. — И как ты считаешь, это сработает? — Не знаю, — честно признался Алексей. — Но теперь я точно буду настаивать.
Потому что вчера впервые за много лет увидел тебя по-настоящему счастливой.
И понял, чего нам обоим не хватало.
Тамара прижалась к нему, чувствуя, как внутри что-то окончательно расслабляется и отпускает. — Спасибо, — прошептала она. — За то, что поддержал меня. — Спасибо тебе, — ответил Алексей. — За то, что научила меня говорить «нет».
Они сидели в тишине вечерней квартиры, где всё было так, как они хотели.
Где не было непрошеных гостей и чужих планов на их жизнь.
Где можно было просто быть собой.
Телефон пискнул — сообщение от Людмилы Сергеевны. «Алексей, передай Тамаре: я ошибалась.
Прости.
В следующий раз спрошу.
И с днём рождения её.
Пусть зайдёт, я тортик оставила».
Тамара прочитала и улыбнулась. — Прогресс? — Похоже на то, — согласился Алексей. — Маленький, но всё же прогресс.
И это стало началом.
Не идеальным, не простым, но началом того, чего им обоим не хватало все эти годы — взаимного уважения и признания права каждого на свою жизнь.
Даже если ты чья-то невестка.
Даже если тебе тридцать.
Даже если твоя свекровь привыкла всё решать сама.
А изумрудное платье Тамара теперь называла своим счастливым.
Тем самым, в котором она отпраздновала не просто день рождения, а свою маленькую победу — право быть собой.
