«У меня есть дочь» — с дрожью в голосе объявил Алексей, встречая невыносимую правду, которая перевернула его жизнь.

— У тебя есть дочь.

Ей семь лет.

Эти слова, прозвучавшие из трубки телефона, словно молния в ясный день, пронзили Алексея до глубины души.

Он чуть не уронил телефон, сердце забилось так сильно, что казалось — вырвется из груди.

Голос… этот голос он не слышал целых восемь лет.

Восемь долгих и молчаливых лет.

Вдруг – словно время застыло, будто прошло всего несколько мгновений с тех пор, как он в последний раз слышал её дыхание, её смех, её тихий шепот. — Ольга?

Это… это действительно ты? — с трудом выговорил он, озираясь по сторонам, словно кто-то мог подслушать их разговор, словно само её существование было тайной, которую он старался похоронить под слоями упорядоченной и привычной жизни. — Да, Алексей.

Мне нужно с тобой встретиться.

Срочно. — Голос звучал тихо, но твёрдо, как будто в нём скрывалась не просто просьба, а приговор. — Но… что ты имеешь в виду?

Какая дочь?

О чём вообще речь? — сердце его сжалось, мысли метались, будто запертые птицы в клетке. — Приезжай в кафе на Лозовой.

Ровно через час.

Я расскажу всё.

Всё, что ты должен знать. — и в следующий миг — гудки.

Связь оборвалась.

Осталась лишь тишина.

И пустота в ушах, в груди, в голове.

Алексей стоял посреди своего офиса, окружённый шумом коллег, звонками телефонов, стуком клавиш, но словно оказался вне этого мира.

Дочь?

Его дочь?

От Ольги?

Это невозможно!

Они расстались восемь лет назад — резко, мучительно, словно оборвалась нить, которую он не хотел рвать, но не мог иначе.

Он вернулся к семье, к жене, к сыну, к жизни, которую считал правильной.

А теперь — это.

Он машинально позвонил домой, голос дрожал, когда сообщал жене, что задержится на работе.

Наталья, как обычно, ворчала что-то про ужин, про то, что «опять всё на мне», про то, что «ты даже не представляешь, как мне трудно».

Алексей кивнул в трубку, хотя она не видела, и тихо произнёс: «Я знаю, прости».

Но в тот момент он думал не о ней.

Он думал об Ольге.

О тех трёх месяцах, когда всё вокруг казалось иным.

Когда воздух пах свободой, когда смех не был натянутым, когда любовь не требовала отчётов, уступок, жертв.

Ольга была лёгкой, словно ветер, тёплой, как солнце.

Она не просила денег, не устраивала сцен, не шантажировала.

Она просто любила.

А он выбрал то, что считал своим долгом.

Денис, его сын, вероятно, как всегда, сидел за компьютером, погружённый в виртуальный мир, где всё под контролем, где можно быть сильным, победителем, где не нужно объяснять, почему отец стал чужим, почему в доме так холодно.

Пятнадцать лет — возраст, когда мальчик почти мужчина, но всё ещё нуждается в опоре.

А Алексей давно перестал быть этой опорой.

Через час он стоял у входа в кафе на Лозовой, руки дрожали, ладони вспотели.

Внутри — женщина у окна.

Он сразу узнал её, хотя она изменилась до неузнаваемости.

Похудела, словно её тело растворилось в боли.

Лицо осунулось, под глазами тёмные круги, словно отпечатки страданий.

На голове — платок, аккуратно завязанный, но он не скрывал хрупкость, не прятал смерть, которая уже была рядом. — Привет, Алексей, — произнесла она тихо, почти шёпотом, но в этом шёпоте звучало больше смысла, чем в сотнях громких слов. — Привет, — выдавил он. — Ты… что с тобой?

Ты больна?

Она кивнула.

Глаза её были сухими, но в них — бездонная усталость. — Рак.

Четвёртая стадия.

Врачи говорят — два, может, три месяца.

Не больше.

Алексей опустился на стул напротив.

В горле стоял ком, дышать стало сложно.

Он хотел что-то сказать — «жаль», «я помогу», «мы найдём лечение» — но слова застревали.

Он просто смотрел на неё, на эту женщину, которую когда-то любил, и понимал, что она умирает.

И что у неё есть то, что он обязан услышать. — Я не за этим звала, — продолжила она. — У меня есть дочь.

Полина.

Ей семь.

Это твоя дочь, Алексей.

Он застыл.

Казалось, время остановилось.

В ушах зазвенело. — Моя?

Но… мы же предохранялись!

Мы были осторожны! — Иногда бывает и так, — тихо ответила она. — Я узнала о беременности через месяц после того, как ты ушёл.

Ты уже вернулся к Наталье.

У тебя был сын.

Ты выбрал семью. — Почему ты не сказала?! — вырвалось у него. — Зачем скрывала?! — Почему? — спросила она, и в её голосе не было упрёка, лишь усталость. — Ты выбрал.

Ты вернулся.

Ты сказал, что всё кончено.

Я не хотела разрушать твою жизнь.

Не хотела быть той, кто разлучит отца с сыном.

Я родила Полину.

Воспитывала её одна.

Любила.

Но теперь… я не смогу быть рядом с ней.

Если ты не признаешь отцовство, её отправят в детский дом.

Алексей закрыл лицо руками.

В голове гудело.

Он вспомнил тот год — как Наталья кричала, требовала, угрожала: «Если уйдёшь — больше не увидишь Дениса!» Как мальчик плакал, цеплялся за его руку, просил не уходить.