-Валентина, Валентина…Ваааль.
-Ну, ково орёшь, как скаженный, ково тебе?
-Твой дома?
-Дома, а иде ему быть? Чего ты? До свету припёрси? Случилось чё?
-Нее, не случилось Валя, но должно случиться. Ты это, вон чё, зови Митрия.
-На что он тебе?
Бабушка Валя, разговаривала с соседом дедом Григорием через забор.
Она только подоила корову свою, Зорьку и шла в летнюю кухню, чтобы процедить молоко по банкам и убрать их в холодное место.
Вокруг ног хозяйки, тёрлись кот Агроном и собака Вишня, они выпрашивали тёплого, парного молочка из-под коровки.
-Да уйдите вы, нечисти…ну, Гринь,чего тебе?
-Мене-то, да ничего…А вот вам, вскорости хлопоты будуть.
-Нам? А какие такие хлопоты? Ты чего говоришь такое? Чёрт немазаный ты говори целиком, а не загадками, ну?
Гринька, вот ей-ей, возьму черенок, кааак дам в лоб.
-Давать, Валентина, по молодости надо было, когда я тебя под берёзку звал…
-Тьфу, похабник…
-А, што, Валь дети ба у нас с тобой какие могли ба быть, эээх…ты красивая, я картинка — загляденье.
Вальк, помнишь как девки -то за мной табуном бегали.
-Так они за тобой бегали, старый ты развратник, чтобы отлупить тебя. Ты же им под юбки лез, но…Фатишь какую за мягкое место али ещё куды, они тебя и сговорились отлупить.
-Дааа, это так…было дело, фатал за всё подряд слышь…а помнишь Лушку Демьянову?
-Но…
-Ой, Валь…Я помню плясали с ей, в кругу то…а она, ты слышь, грудастая такая, так и прёть на меня, так и прёть.
Пляшеть слышь -ка, калбуками по настилу бьёть и ты понимаешь, хрудью так и прёть, итишкин…
А я ишшо думаю, слышь -ка откуда думаю, у Лушки здесь выросло, — показывает старик руками в область груди.
— Сама, слышь, што жердь сухая, ни боков ни задней части, филейной знать, а у переди всё попёрло…Ну, а я же любознательный был, по части женьского тела в особенности, ну.
Я сам -то ногами бью, от Лушки пячусь, а сам думаю вот откудава чё взялось-то, а? Давеча ничё не было как девки купались, а я мимо проходил…
Как раз тогда и рассмотрел Валентина, все округлости твои спереди, — старик показал круги руками, — и сзади, — оттопырив зад, дед показал и там округлости, которые разглядел он, больше чем полвека назад, у соседки своей Валентины.
-Тьфу ты, ну как есть, при ду рок, ты Гришка.
-Вооо, — закуривая самокрутку, говорит старик, — от так ты мене тогда и обозвала, когда увидала глазастая, што я нечаянно на ветлу залез и оттудава нечаянно за вами глядю…
-Ааа, это тогда ты с ветлы упал и побёг, а девки за тобой гнались?
-Нооо. Я ж говорю, Валентина, шибко я популярный был, итиху, я ить спокойно по улицам ходить не мог, меня же, как того Левоньтева, што в колготах по сцене скачеть, ух, как бабка моя его любить, на меня по молодости похож, от…меня ить, так девки, тожеть любили.
Нооо, бежуть бывало за мной, ой…Кричааать…Гришааа, погоди…
-Ой, трепун…ну тебя некогда мне, сейчас эти черти полосатые меня с ног собьют.
Бабушка Валя отмахнулась от соседа и пошла в летник, куда побежали тряся штанишками Агроном и облизываясь Вишня.
Налив им молока, хозяйка занялась процеживанием через двойной цедок(сложенную в несколько слоёв марлю) молока, один раз процедила, цедок тот убрала, достала другой чистый, ещё раз процедила, улыбнулась, понесла молоко, отставила в сторону.
Немного остынет, отнесёт в ледник, поставит его там, а вторую банку в холодильник, это на весь день, а то и на два.
Чай пить, кашку варить, коту когда плеснуть, да и просто молочка захочется чёт…вот и выпьешь…вкусное, желтоватое…
А то с ледника, продашь, дачники придут, купят…
Приезжают на лето, снимают комнаты у местных, кто на речку бегает, кто в рощу за грибами да ягодами, весело.
Ребятни полно, хохочут.
Прямо, как в их молодости.
Валентина с Митрием своим не сдают комнаты, своих внуков куча, сейчас каникулы начнутся, так поприедут, тоже весело будет…
-Так вот, Валя…
-Тьфу ты, напугал. Чего тебе ещё?
-Как чего? Валентина? Али совсем забывать стала, ты жа мене под берёзку давеча обещала сходить, ха-ха-ха.
-Тьфу, старый истукан, зачем припёрси? Иде твоя?
-Моя -то…А,— махнул рукой, — оставила меня моя Марьюшка.
-Опять?
-Ну.
-Как в прошлый раз? Когда Марья к детям на неделю уехала, а ты загул устроил, да платья её на помин отдавал, сказал, что, прости Господи померла, мол, старуха твоя…
-Это я, Валя, репетирсвовал ну, как, мол, будет…когда Марья моя, того…
-Угу, она потома-ка, три дня по деревне бегала, платья, да юбки свои собирала, да чеплажки, что ты раздал.
-Ну дык, было дело не скрою…
Зато, как помянули хорошо, скажи? Ежели бы ты покойницу не вызвала, ну в смысле, Мане не позвонила бы, на телепон Гешкин, взяли привычку, телепонов себе наставили, никакой личной жизни…Ить не лень? На почту пойти, позвонить и рассказать…
А Маня тожеть хороша, порадовалась ба, что люди её поминают хорошим словом-то…Нет жа драться полезла…Вот Валя…я тебе что скажу, как был у её смолоду ужастный карактер, так и осталси, до самой старости…
Слышь — ка, поехала на базар, а мне наказов надавала и то сделай и то подделай, ну? Нормальная, нет? Она, слышь— ка значить там прохлажадться будеть, а я тут работай ну нормально а?
Я ж тебе , Валентина про Лушку -то не договорил.
Так вооот, знать Лушка -то трясёт передо мной тими -то, а я не в понятках, как так думаю, вчера не было, сам видал, плоско всё, а сегодня есть…
Ну я…кхе— кхе…дождалси, когда Лукерья домой пошкандыбат, а уже моя Марья за мной ухаживала, тогда.
-Оой.
-Но…А ты, как хотела? Я жа популярный был, сама жа знаешь.
Воот, сказал я Мане, што, мол, живот скрутило, весь согнулси, она мол, мне, идём до меня, у мене травка есть.
Кака там травка…ежели у мене свой антирес. Я значит побёг за Лушкой -то, но…Смотрю, она с девушками попрощалась и пошла в свою сторону, а я выпрыгнул перед ней, разрешите, мол, сопровдить вас, до места назначения.
Она не сопротивляется, ничё…Идём, сели на соседнюю лавку.
Я, слышь…Сидю.
Она молчить и я молчу.
-Што это вы, Лушка, — не выдерживаю я, — вроде секретом каким завладели, а с другими деУшками не делитесь, навроде, как нельзя так…скрытничать, — я ей так говрю, но…
-Гыыы, — она мене в ответ, — што вы Хриня, каким таким секретом?
-Неписуемой красоты, што свалила мене наповал, — я ей, — я чуток от вашей красоты, не упал в оммарок.
Она глазами лупат, а я руку на плечо будто и фать так нечаянно за то место, што за ночь выросло, а она слышь дёрГнулась, а это от неё и отделилось.
Ну ровно быдто я оторвать смог, слышь…Я, как вскрикну, она подхватилась и сбежала…А я в другу сторону.
Иду, в задумчивости, Маня моя идёть.
— А, что это вы Гхриша, не стой стороны идёте?
-Я?— спрашиваю, — так скрутило, до кустов бежал.
-Шо? А здесь чего? Кустов не фатило?
-Так я их усе, того оприходовал…Вы, Маруся, говорили травка есть?
-Есть, — хохочет,— идёмте.
Идёт, под ручку взяла, а сам слышь ты, будто принюхивается.
О, ишь, со смолоду была, как этот, язви его, как его… Шырлок Холм, о.
Ну…пришли, а она слышь, в летнике у её кровать стояла…хорошая, прочная.
Брать, Федька под себя колотил, он слышь, помнишь нет, здоровый бугай был девок туды, водил.
Ну, а как женился…
-Помню Федьку, ну…Он старше нас же, а на ком он женился, Гринь…На Повойтовой девке?
-Не, ково ты, он Повойтову любил, кааак напьётси, так всё на баяне играл, да Зинку вспоминал.
Он на Мурома старого девке жанился, ну как, жанилси… жанили его жа ,Муром под дулом заставил, мол, спортил девку…Но…А, что Валя плохо ли хорошо ли, пятерых народили, о, как…Три сына и две девки…
Ап чём я, ааа…Ну пришли к ей, в летник, тихо прокрались.
Она мене, мол травы сейчас заварю укрепляющей.
-Не надо травы, Маруся, — я ей говорю, — ты лучше посиди рядом, а ишшо лучше приляг, я до тебя прижмусь,— говорю, -мене и легше станет…
Лежим, прижались.
У её, слышь— ка сердце стучить — бумс, бумс…Лежим.
Я тихонько исследования провожу…нооо…
Добралси до туда…и оробел, а вдруг думаю отрвётси, как у Лушки…
Слышь, я туды, а рука трястись начинает.
Не выдержал, спросил напрямую.
Мол, ежели потрогаю не оторвётси, ли?
Та, ажно подпрыгнула и ну кулаком мене в бочину.
-А где ты, видал такие, которы отрываются,— спрашиват.
-Нее, я сам не видал, а вот парни рассказывали…
-Ааа, так это они видать к Лушке ходили, — смеётся, — у неё своих нет, так она тряпочки кладёть. А мы с девками кажный раз смеёмси…о, мол, Лушка с новыми си»ька «и пришла…
А ты понимаешь, Валентина…Што карактерно…Они ить у её потома-ка отрасли, но…Я проверял.
Она мне, слышь— ка, шепчет, мол не оторвуться, не боись…ха-ха-ха-ха…Ноо…выросли, заразы…
-Хто выросли, — раздаётся голос с той стороны плетня, — здорово, Валя…а ты ково по чужим дворам шасташь? С утра спозаранку? Дома не сидиться? Я его зову, знать, Гриша, Гриша…А он…Ну, ково там стоишь, иди домой.
Валя, так што…где будем телят пасть?
-А што такое?
-Так, а что? Этот идол не сказал?
-Не…
-Вот язви его, я же его послала Валя, штобы сказал вам, Мироновы старую избу продали так, что телят нам иде пасть таперича? Я и подумала, а можа мужики загородють, правее Мышкиных, там в лощинке? Там трава такая, я бегала, глядела с утра, колушки вбила, ну навроде застолбила…
А своего к вам послала, штобы Митю позвал.
-Тьфу ты, Мань…так ты на рынок не ездила, что ли?
-Нее, а ково мене там делать?
-Так твой сказал…
-Тьфу ты, ну нашла ково слушать, я его послала, штобы с Митей твоим пошли, загон для телят сделали…
Сиеются бабушки.
Про лук говорят, что вылез и стоит с ровным пером, про чеснок, про помидоры…
-Валюша, а про ково он опять брехал, кто там вырос…
-Вырос? А…Мань, да про си ськи Лушкины.
-Какие?
-Ну рассказывал, как по молодости…оторвал, думал…
-Ооот, чертяка, а мене ить сказал тогда, што парни кто -то…Ну я ему задам, собирай , Валя, свово…Я ему сейчас покажу Лушку и помники мои, всё припомню…
Хорошо, что не сказала, про то как он потом проверил, когда выросли… — думает бабушка Валя.— Тьфу ты, надо было, что -то придумать, мол, паслён вырос…Ааай…
-Митя, Мииить…иди с Гриней…покос там…
-Да, я слыхал, ВАлюшка…Собираюсь.
Слышит Валентина, соседи разговор ведут.
-Хгриняяя, иди сюды ,голубчик, чё скажу…
-Говори Маня, оттудова…я прекрасно слышу.
-Слезай с крыши, дурень.
-Я смотрю, Маня…покосы.
-Какие покосы?
-Да наши…трава, Мань…колосится…Вот бы повалятся в ей, как раньше -то, , Мааань?
-Да ну тебя…
Идёт улыбаясь бабушка Маня…
-Ничё, Маня…Живы будем, не помрём, ишшо поваляимся, ты не переживай…— кричит дед Гриша, отбежав подальше.
