Нина Петровна пришла к ним в квартиру впервые после того, как стало известно о беременности.
Она внимательно обходила комнаты, будто проверяя казарменный порядок.
Осматривала мебель, открывала шкафы, трогала посуду.
Каждое её движение было пропитано недовольством.
Затем она остановилась у комнаты Димы — того самого уголка, где Елена собственноручно клеила виниловые наклейки с облаками и звёздами, где висели детские рисунки сына, где царила уютная и радостная атмосфера. «О, это так… весело, — произнесла Нина Петровна, и эти два слова прозвучали словно приговор. — Но не слишком ли это?
На мой взгляд, интерьер должен воспитывать.
Здесь слишком много эмоций.
Дети же должны находиться в порядке, а не… в этом».
Елена почувствовала, как рядом напрягся Алексей.
Она знала, что он хочет возразить, но промолчит.
Он никогда не станет спорить.
Он её сын, и мать всегда права, даже если ошибается.
Потом Нина Петровна заявила, что Дима растёт невоспитанным.
Что он мало читает.
Что у него ужасный почерк, хотя ему всего четыре года.
Что он слишком часто смеётся и недостаточно слушается.
Что во всём виновата Елена, потому что она позволила ребёнку «развиваться без ограничений».
Елена стала записывать эти слова.
Не специально, а просто у неё в телефоне накапливались голосовые сообщения от Нины Петровны с советами, критикой и завуалированными обидами.
Каждый день — новое сообщение в мессенджере, очередная порция горьких слов, поданных словно сладкий лимонад. «Милая, я просто переживаю за будущее малыша», — писала она, сопровождая фразу двумя улыбающимися смайликами.
Когда Нина Петровна заявила, что из дома пропали семейные бриллианты, Елена поняла, что дело вышло на новый уровень.
Это уже не было критикой или манипуляцией.
Это стала прямая атака на её репутацию.
Она добралась до Алексея в Броварах всего за двадцать минут.
Он сидел за столом, будто только что вымок в уксусе.
Когда она вошла, его лицо дернулось.
Он понимал.
Он всегда знал, когда она права. — Расскажи, что именно произошло, — попросила Елена, усаживаясь напротив. — Мама звонила мне с утра.
Сказала, что вчера вечером пересматривала семейные драгоценности — серьги её матери, очень старинные и дорогие.
Это были серьги, передающиеся по женской линии в нашей семье.
И сегодня она не обнаружила их. — И сразу заподозрила меня? — спросила Елена. — Она сказала, что ты была у неё дома неделю назад.
Елена закрыла глаза.
Неделю назад она заходила, чтобы передать Диме подарок от Нины Петровны на день рождения.
Она провела там не более двадцати минут.
Сидела в гостиной и слушала, как свекровь говорила о том, что Диме нужно быть внимательнее на занятиях, ведь в его возрасте уже пора готовиться к школе.
Серьёзно.
В четыре года.
К школе. — Я не трогала никаких драгоценностей, — ответила Елена спокойно. — Ты это знаешь.
Спроси у своей матери, может, она их потеряла?
Или, возможно, они где-то в квартире?
Люди же постоянно что-то теряют. — Она уверена.
Она убеждена, что я плохо готовлю борщ.
Она думает, что Дима невоспитанный.
