Она внезапно осознала истинный смысл этих слов.
Сначала он попросил её помочь с разбором почты.
Затем предложил связаться с авиакомпанией, чтобы изменить билеты.
После этого его любимая рубашка срочно нуждалась в стирке и глажке, ведь «ты же знаешь, я не могу ходить в мятых вещах».
Она бронировала для него студии, оттирала пятна от вина с его брюк, которые он умудрялся пролить в порыве «вдохновения».
Она выполняла те же самые заботы, что и дома.
Но Владимир никогда не называл это «помощью гению».
Он называл это «бытовыми заботами» и делил их с ней поровну.
Он не требовал безупречно выглаженных рубашек и не устраивал истерик из-за неправильно оформленных билетов, его любовь не превращалась в спектакль, требующий постоянных аплодисментов и жертв.
Внезапно Тамара с ужасающей ясностью увидела своё будущее рядом с Игорем.
Она перестанет быть художницей.
Она станет его менеджером, горничной, сиделкой и аксессуаром, подчеркивающим его статус.
Он восхищался ею не как партнером, а как эффективным администратором своей жизни.
А Владимир… Владимир восхищался ею.
Даже тогда, когда не мог понять её картины.
Волна стыда захлестнула её с такой силой, что дыхание перехватило.
Она вспомнила его лицо, когда он давал ей деньги: «Я не хочу, чтобы ты потом сожалела об упущенной возможности».
Он отпустил её не из-за глупости или слепоты.
Он отпустил её, потому что любил и верил в неё больше, чем она сама.
А она?
Она сменила эту тихую, надёжную верность на вспышку красивых слов и иллюзию «настоящей жизни». — Нет.
Прости, но нет.
Завтра я возвращаюсь домой.
К мужу.
К детям.
Его лицо исказилось непониманием. — Ты шутишь?
Снова меняешь мечту на кастрюли и тряпки? — Во-первых, это ты тогда меня бросил и отнял у меня мою мечту.
А во-вторых, я могу прекрасно рисовать и дома. — Да что ты нам нарисуешь! — с усмешкой воскликнул Игорь. — Тебе нужен хороший наставник, и лучше меня ты не найдёшь!
И потом… Я же люблю тебя! — воскликнул он, и впервые его голос прозвучал по-настоящему испуганно. — Нет, — покачала головой Тамара, уже собирая вещи. — Ты любишь то, что я для тебя делаю.
И то, как я смотрю на тебя.
Это две разные вещи.
На следующий день она покинула отель с одним чемоданом.
Тот самый «ящик Пандоры» снова был закрыт.
Но на этот раз она закрывала его сама — без злости и обиды, с холодным и ясным пониманием.
Самолёт приземлился в её родном городе под утро.
Она не стала звонить Владимиру, а взяла такси и ехала домой, наблюдая за просыпающимися улицами.
Страх и стыд сжимали сердце.
Что она скажет ему?
Сможет ли он простить её?
Тихо открыв дверь, она ощутила запах кофе в прихожей.
Владимир стоял у плиты, готовя привычные субботние блинчики.
Он обернулся.
Увидел её с чемоданом и с лицом, помятым от бессонной ночи.
Он не стал спрашивать: «Как прошла поездка?» или «Почему вернулась раньше?»
Он просто посмотрел на неё — усталую, растерянную, повидавшую многое — и мягко произнёс: — Я как раз завёл теста больше, чем нужно, будто знал, что ты сегодня приедешь.
Кофе сварить?
Тамара подошла и обняла его.
Потом она обязательно всё признается.
Попросит прощения, придумает, как загладить свою вину.
Или промолчит, позволив себе одной нести это чувство.
Но она точно знает две вещи: её муж — самый замечательный человек на свете, и рисовать она действительно не бросит…
