– Значит, не возьмёшь девочку? – Нет.
И тебе не советую, Игорь.
Ты не представляешь, что значит ухаживать за грудным ребёнком.
А я знаю.
Троих воспитала, только из пелёнок выползли… – Не оставлю я её! – он грохнул маленьким гранёным стаканом по столу.
Игорь перебрал с алкоголем.
Теперь он сидел, наклонившись к столу с вытертой клеёнкой в доме сестры, крепко сжимая стакан в руке. – Да заткнись ты!
Дети спят!
Вот говорили тебе, говорили!
А ты… «Сирота, значит тёщи не будет, благодать!» Вот и получил по заслугам, – шептала Тамара. – А при чём тут это? – Да при том.
Если бы была хоть одна бабушка.
А так… У Игоря была причина напиться.
Да и происходило это редко – всего второй раз после смерти жены.
Первый раз – после похорон.
Его Ольга умерла при родах.
Вернее, после них.
Санитарка, получив шоколадку, топала по лестнице стоптанными тапками и вскоре вернулась. – У тебя девочка, папаша.
Большая – три восемьсот. – Девочка? – Андрей почему-то расплылся в улыбке.
Вроде сына хотел.
Все мужчины же хотят сына.
А тут – расплылся, – А как Ольга?
Когда приезжать?
Санитарка почему-то рассердилась, развела руками: – Вот чего не знаю, того не знаю.
Плод шёл тазом.
Говорят, кровотечение пока.
Завтра приезжай.
И Игорь совсем не обратил внимания на это кровотечение.
Решил, что так у всех рожениц.
Мужики же мало что понимают в родах.
Он приехал к вечеру следующего дня, после работы.
Шёл вдоль ограды под сухими акациями с коричневыми витыми стручками, под мокрыми рябинами с красными гроздьями, под тополями с горьким запахом осени.
Шёл и смотрел на окна, улыбался.
Может, Ольга уже встала, видит, что он идёт?
Сумка была лёгкой.
Мужики подсказали, что взять.
Там свежая булка, варёные яйца, пара яблок и виноград.
Тогда кормящих не слишком ограничивали.
Он долго стоял в коридоре, ему ничего не объясняли, а он прятал чёрные от станка токаря руки в карманы.
Наконец, к нему вышла врач. – Мы сделали всё возможное.
Но кровотечение было сильным.
Такое бывает – осложнение после родов.
Соболезную… Андрей слушал, не понимая, о чём она.
Бледный, как полотно, он опустился на кушетку.
Ему дали стакан воды и какие-то капли.
Он послушно выпил всё, а потом поднял глаза. – Она что, умерла? – Да, ваша жена умерла.
Примите наши соболезнования.
Он кивнул.
Теперь всё стало понятно.
Как-то неловко было, что вокруг него собралось столько народу.
Он поднялся, направился к двери. – Поеду… Передайте ей, – кивнул на сумку, – Ой! – снова взял сумку, – Я поеду… – Подождите.
Девочку мы подержим подольше, не волнуйтесь.
Тело жены будет в морге.
Когда вы приедете? – Девочку?
А да… , – он мысленно ещё не отделил жену от ребёнка, ведь привёз сюда одного человека, – А она что, жива? – Жива, жива.
И здоровая.
С девочкой всё нормально.
Только… только… В общем, пока займитесь похоронами, а девочка останется у нас. – Похоронами? – он совсем растерялся от всего этого, – Ах да.
Хорошо.
А что надо?
Осознание произошедшего навалилось уже дома.
Боль остро налетала, колола сердце, терзала голову.
Потом затихала, набирала силы, и снова нахлынувала.
Ольга… Олюшка… Его Ольга… Душа не хотела это принять.
Не уберёг… Не уберёг… Андрей родился и жил в деревне Богуслав.
Работал в совхозе, долго не женился – не складывалось.
Потом умерла мать, и он остался в доме с семьёй сестры.
Вообще стало неуютно.
Сестра всегда была резка, с уставшим взглядом сумерек, вечно утомленная семейными хлопотами и хозяйством.
И как только позвали на завод в Коблево – Андрей уехал.
Там, на заводе, он и встретил Ольгу.
Молодая, скромная, приветливая.
Она выросла в детдоме, но жила у бабушки в городе.
К ней Ольга приехала после детдома и училища.
В дом к бабушке пришёл жить и Андрей.
Старушка была ворчлива, измучена жизнью, когда-то дочерью, спивавшейся, и её собутыльниками.
Андрея встретила холодно.
Дом их, скорее флигель – пристройка к большому хозяйскому дому, совсем обветшал.
Две маленькие комнаты, кухня без окон, где стояла старая, оттертая Ольгой, но давно пожелтевшая ванна, и небольшая веранда.
Самое главное – дом был поражён ужасно прожорливым грибком или жучком.
Этот жучок пожирал полы и нижнюю часть стен.
Стулья и столы в комнате проваливались ножками в пол.
Как ни топи – в доме было холодно.
Андрей перестилал пол, боролся с этим злом, но оно всё равно восстанавливало разрушительную силу.
Дом стоял в старом районе города у рынка, но в тихом тупиковом переулке, куда заходили только местные жильцы и иногда алкаши с рынка – рядом была пивная.
Может, поэтому когда-то спилась мать Ольги?
Может, поэтому с детства Ольга не переносила даже запах спиртного?
Андрей, встретив Ольгу, старался не пить больше.
Знал – может и расплакаться.
Старушка, бабушка Ольги, смирилась с зятем, увидев его трудолюбие.
В доме стали происходить перемены, ожила несчастная, когда-то брошенная внучка.
В конце концов Андрей носил иссохшую сорокакилограммовую старушку в ванну на руках.
Бабушка пролежала полгода, а потом тихо умерла.
И вот теперь заводской токарь Андрей Захаров остался в этом доме один.
Точнее, вскоре должен был забрать сюда грудного ребёнка – дочку.
Ей уже шел второй месяц, но в роддоме держать её больше не могли.
Он ездил в деревню, просил сестру помочь, но она отказалась.
Понимаешь – только вышла на работу, на свои законные сто гривен, с тремя мальчишками стало полегче, а тут он.
Андрей, хоть и хотел помогать деньгами, но сто гривен и для него были немалыми.
Он обещал присылать сто – но сестра всё равно не взялась.
Ольга когда-то только с ним и ожила.
Оказалось, что она не была такой уж застенчивой и замкнутой.
Долго не рассказывала о себе, о детдоме, а спустя пару лет раскрылась. – Меня на третий же день в детдоме избили, Игорь. – Мальчишки? – Нет.
Воспитатель.
Я пришла боевая, весёлая, начала шалить.
Она за волосы таскала.
И так затолкала в кладовку, заперла – учила быть тихой. – Ольга, Господи!
Неуж там так с детьми? – Да.
Не со всеми.
Некоторые приходят тихими, а остальных такими делают.
С тех пор я её боялась, вела себя как мышка.
Ненавижу детдом.
Никогда мои дети не попадут туда!
Никогда!
Теперь она снова свободна и готова начать новую жизнь.
Новая жизнь начинается там, где заканчивается страх.
Как долго можно терпеть любовь, превращающуюся в узник?
На десятом юбилее их любви скрывалась горькая правда о предательстве и потере.
Как можно выбрать между прошлым и новой надеждой?
Какие тайны скрываются в глубинах подвала?