Завтракала стоя, быстро и не останавливаясь.
И думала: неужели всё действительно закончилось?
Но, конечно, нет.
На третий день раздался звонок в дверь.
Тамара открыла — на пороге стоял Игорь.
Щёки у него были небриты, глаза покраснели, в руках держал пакет из супермаркета. — Тамарочка, поговорим? — тихо произнёс он. — Мы уже всё обсудили, — ответила она. — Да подожди! — он поставил ногу в дверной проём. — Я же не враг тебе.
Просто… сейчас тяжело.
Мама болеет. — Лечи маму сама, — отрезала она холодно. — Но только не за мой счёт.
Он сжал кулаки: — Ты стала чужой. — Я, наконец, стала собой, — спокойно сказала Тамара.
В этот момент из-за его спины появилась Нина Васильевна.
В пальто, с сумкой. — Вот и я, — заявила она. — Думала, сын сам справится, но вижу — надо матери вмешаться. — Вызывать полицию будете или сами уйдёте? — спокойно спросила Тамара. — Попробуй! — рассмеялась та. — Посмотрим, что скажут, когда узнают, что я мать. — А я — собственница, — возразила Тамара, доставая телефон. — Проверим, кто из нас прав.
Через сорок минут прибыли двое полицейских.
Они сверили документы, пожали плечами: — Гражданка, квартира ваша, посторонние должны уйти.
Игорь побелел как мел. — Мам, пойдём, — прошептал он. — Я не уйду! — закричала Нина. — Это несправедливо! — Справедливо, — тихо произнесла Тамара. — Я десять лет жила не своей жизнью.
Теперь всё изменилось.
И закрыла дверь за ними.
После их ухода дом будто вздохнул.
Тамара ходила по комнатам и не могла поверить, что никого больше нет.
Ни разговоров, ни запахов, ни комментариев.
Только она и стены.
Она включила телевизор, но вскоре выключила — шум мешал.
Села на подоконник, заварила крепкий кофе и впервые позволила себе расплакаться.
Не от боли — от облегчения.
Дни проходили спокойно.
Игорь звонил и писал: «Ты ведь не всерьёз?» «Мама скучает» «Я не хочу разводиться» Она не отвечала.
Через месяц пришла повестка в суд — заявление о расторжении брака подала именно она.
На заседание Игорь явился с матерью.
В коридоре суда Нина Васильевна сидела на лавке и шептала сыну: — Не сдавайся.
Она ещё пожалеет.
Тамара подошла, мельком взглянула на них и спокойно сказала: — Не надейтесь.
Суд длился двадцать минут.
Квартира была подтверждена как добрачная собственность, совместного имущества не обнаружено.
Всё было просто.
Игорь выглядел растерянным.
Нина кипела, но молчала.
Когда заседание закончилось, Тамара поднялась, собрала документы и направилась к выходу. — Тамарочка, — позвал Игорь. — Может, поговорим? — О чём? — спросила она. — Я ведь тебя любил… — А надо было уважать, — ответила она. — Тогда, возможно, и любовь сохранилась бы.
Она ушла, не оборачиваясь.
На улице стоял холодный, сухой воздух.
Тамара подняла воротник пальто и впервые за долгое время почувствовала, что идёт туда, куда хочет сама.
Дома она включила чайник, достала любимую кружку с отколотым краем.
Кофе получился особенно крепким.
Без лишнего сахара.
Она сделала глоток и усмехнулась: — Вот он какой, вкус свободы.
Горький, но честный.
Снаружи кто-то хлопнул дверью, где-то заплакал ребёнок, сверху включили пылесос — жизнь продолжалась.
Только теперь в ней не было чужих голосов.
Тамара поставила кружку на подоконник, посмотрела в окно.
Внизу, под домом, люди спешили, ругались, смеялись.
Всё как обычно.
А у неё, наконец, началась новая жизнь.
Без вечных «потом», без чужих чемоданов в прихожей и без оправданий.
Просто жизнь — своя, настоящая.
Она усмехнулась и тихо произнесла в пустоту: — Ну что, Нина Васильевна, теперь попробуйте зайти.
Замки-то новые.
И впервые за долгое время улыбнулась — не из вежливости, а от сердца.
