Анна достала из сумки конверт. — Тамара Ивановна, вот договор займа.
Мы с Дмитрием хотим вернуть вам деньги, которые вы дали на первоначальный взнос.
Свекровь удивленно взглянула на конверт. — Зачем? — Чтобы мы были в расчёте.
Чтобы квартира стала полностью нашей. — Но она и так ваша!
Юридически! — Юридически — да.
Но вы всем говорите, что квартира ваша.
И мне это неприятно.
Тамара Ивановна нахмурилась. — Анна, я не понимаю, в чём дело.
Я вам помогла, я этим горжусь. — Гордитесь.
Но не присваивайте нашу квартиру. — Я не присваиваю! — Присваиваете.
Вы всем заявляете, что это ваше имущество, ваш вклад.
А мы с Дмитрием разве не вкладывались?
Мы три года платим по сорок тысяч в месяц! — Платите, конечно… — Тогда почему вы не говорите «Дети купили квартиру, я помогла»?
Почему говорите «Я купила квартиру, дети живут»?
Свекровь замолчала. — Тамара Ивановна, возьмите деньги обратно.
Мы оформили кредит, выплатим вам долг.
И тогда у вас не будет оснований утверждать, что квартира ваша. — Я не хочу брать деньги обратно, — Тамара Ивановна отодвинула конверт. — Я помогала не ради денег. — Тогда перестаньте говорить, что квартира ваша. — Но я вложилась! — Мы тоже вложились!
Больше, чем вы!
И продолжаем вкладываться!
Тамара Ивановна поднялась. — Анна, вижу, ты пришла скандалить.
Я не возьму деньги и молчать не стану.
Я помогла вам, имею право гордиться! — Гордитесь!
Но не присваивайте! — Я ничего не присваиваю!
Это ты придумала!
Анна тоже встала. — Тамара Ивановна, я записала ваш разговор с подругой.
Где вы говорите «Я купила квартиру», «Моё имущество», «Я хозяйка».
Хотите, включу?
Свекровь побледнела. — Ты… ты меня записывала? — Да.
Чтобы потом вы не могли отрицать. — Это… это низко! — Низко присваивать чужое.
Тамара Ивановна, я в последний раз предлагаю.
Возьмите деньги, мы возвращаем долг.
Или перестаньте утверждать, что квартира ваша.
Выбирайте.
Свекровь сжала губы. — Я подумаю. — Думайте.
У вас есть неделя.
Если через неделю вы не примете решения, я включу запись на следующем семейном ужине.
Пусть все услышат, как вы присваиваете нашу квартиру.
Анна ушла, не попрощавшись.
Через три дня позвонил Дмитрий. — Анна, что ты наделала?!
Мать в слезах!
Говорит, что ты её шантажируешь! — Не шантажирую.
Даю выбор. — Какой выбор?
Ты её пугаешь! — Я защищаю наши права.
Дмитрий, твоя мать присваивает нашу квартиру.
Я устала это терпеть. — Она не присваивает! — Присваивает.
И я докажу это всем, если она не прекратит. — Анна, ты зашла слишком далеко! — Нет.
Я лишь защищаю то, что мы заработали.
Тамара Ивановна взяла деньги через неделю.
Подписала расписку о возврате займа.
Больше не говорила, что квартира её.
На семейных ужинах молчала, когда речь заходила о квартире.
А если кто-то спрашивал «Это вы купили детям?», отвечала: «Я помогла с первоначальным взносом.
Остальное они сами».
Дмитрий обижался на Анну ещё месяц.
Но потом смирился.
Понял, что жена была права.
Анна наконец почувствовала, что квартира действительно их.
Без оговорок, без условий, без присвоений.
Их труд, их деньги, их дом.
И это оказалось важнее, чем сохранять иллюзию хороших отношений со свекровью, которая так и не осознала, что помощь — не повод присваивать чужое.
