Пакеты выставила к двери.
Затем перенесла их к лифту.
Потом вынесла на улицу.
А потом… поднялась обратно и бросила один прямо с балкона.
Честно говоря, не знала, какой именно.
Просто схватила и метнула.
Он был тяжёлый.
Видимо, с ботинками.
Упал с глухим стуком.
Внизу кто-то вскрикнул: — Эй!
Что ты, совсем?
Она закрыла окно.
Пусть думают, что хотят.
Главное — теперь она сама понимает, кто она есть.
В субботу утром пришла Ольга Петровна.
Без предупреждения.
В платке, словно в церковь шла.
Тамара открыла, не удивившись. — Мне нужно поговорить, Тамарочка… Я по-человечески.
Мы обе женщины. — Одна — бывшая невестка, другая — бывшая свекровь, — уточнила Тамара, прислонившись к дверному косяку. — Говори. — Игорь у сестры сейчас.
Ему плохо.
Сердце сжалось.
Давление скачет.
Ночами не спит, по вам тоскует.
Жалеет.
Но упрямый.
Мужчина, понимаешь? — Понимаю.
Упрямый.
Деньги — мои, ответственность — ничья.
Ольга Петровна сглотнула. — Ну, ты бы хоть на время пустила его.
Домой.
Он ведь всё-таки муж. — Домой? — переспросила Тамара. — Ольга Петровна, это МОЙ дом.
Квартира на меня записана.
Всё, что мог, он уже забрал.
Даже старую бритву, которой не пользовался.
А уважения — так и не принес. — Да ты… ты эгоистка, Тамарочка! — вдруг повысила голос старуха. — Ты всегда в семью стремилась!
Вот — была в семье.
А теперь что? Лучше одной сидеть?
Что ты за женщина, если не можешь простить?
Тамара смотрела прямо.
Не моргая. — А вы что за мать, если вырастили мужчину, который к жене шел, как к банкомату?
Без ПИН-кода — с любовью и лаской.
С ПИН-кодом — без ничего.
Только требования. — Сама ты банкомат! — завизжала свекровь. — С фальшивыми деньгами и холодной душой!
Тамара тихо закрыла дверь.
Без слов.
Почти с уважением.
Ведь это была последняя дверь, которую она закрывала не в лицо — а в прошлое.
Через неделю она отправилась на дачу.
Старый дом, обшарпанный, с кривым крыльцом.
Но — свой.
Участок зарос — да.
Но ромашки цвели.
Под ногами пахло землёй.
Настоящей.
А не той, что поливают навозом из чувства долга.
Соседка Наташа встретила её на дорожке: — Ну, что, отвоевалась?
Тамара усмехнулась: — Не отвоевалась.
Отстоялась.
Потом они пошли пить чай.
На крыльце.
Без скандалов.
Без упрёков.
Без просьб перевести деньги на карту.
И впервые за много лет — царила тишина.
А тишина, как оказалось, может быть счастьем.
Особенно если она — своя.
