Тамара стоит у окна, бледная, губы сжаты. — Ольга, — с неуверенностью начинает он, — мне нужна помощь…
Нет денег.
Работу потерял.
Прости меня, если сможешь… Тишина висит густо, словно в глухом лесу. — А остальное ты забыл? — спрашиваю я. — И про Тамару, и про сына?
Он садится, качая головой: — Всё помню.
Просто гордость мешала попросить… *** Разговор стихает.
Я сижу, смотрю на Тамару.
В её глазах сверкают ледяные капли, но она не отводит взгляда.
Я ощущаю: это тот самый момент.
Либо снова разрушить всё — либо попытаться склеить заново. — Ну, что скажешь, дочь моя? — спрашиваю.
Долгое молчание.
Затем она встаёт, подходит к мужу, долго смотрит на него. — Почему… почему ты вспомнил о семье только сейчас?
Когда остался совсем ни с чем?
Он лишь пожимает плечами. — Я был глуп… — Мы поможем тебе.
И сына увидишь.
Но к нам в дом больше не будет криков, понял?
Он тихо кивает.
После этого мы ещё долго сидели втроём, молчали.
Печка потрескивала, ветер стучал по окнам.
Казалось, новая жизнь начинается с признания ошибок.
Вечером, когда все разошлись, Тамара села рядом и тихо сказала, уткнувшись мне в плечо: — Мам, не знаю, простила ли полностью… но сейчас мне жалко не столько его, сколько себя.
Если бы не ты, я бы забыла, кто я на самом деле.
Я глажу её по волосам и шепчу: — Я всегда рядом.
Что бы ни случилось. ****
Дни пошли по-другому.
Андрей — бывший, а может, и будущий — стал заходить чаще.
Сначала забирал сына, иногда помогал по хозяйству: забор чинить, воду приносить.
Он молчал, в глаза Тамаре не смотрел.
