Режиссер, сценарист и главный новогодний волшебник Владислав Дружинин рассказывает о том, как рождается сказка, и каково это — готовить самое масштабное детское шоу в стране.
Однажды на новогоднем представлении случилась совсем не новогодняя история: Дед Мороз потерял голос. А впереди у него была целая сцена. И шесть с половиной тысяч зрителей в зале.
Повезло, что в этот момент за кулисами стоял цирковой режиссёр Коля Челноков. Он быстро переоделся, я ему так же быстро наговорил текст. И хотя у нашего нового Деда Мороза был совсем не драматический сказочный баритон, а, наоборот, тоненький тенор, он блестяще вышел из ситуации. Половину роли сыграл своими словами, но ни на секунду не остановил действие. И ему аплодировали все — и зрители, и артисты. Он нас выручил, сыграв три спектакля в этот день. К счастью, дети способны не заметить наших взрослых ошибок, а артисты умеют заполнить паузу и вытащить ситуацию, как будто ничего и не было.
Вообще, готовить спектакли для детей — очень благодарная история. Взрослого человека даже самым гениальным произведением поменять сложно, у него уже сформировано свое мировоззрение.
С детьми история иная: у ребенка в голове после спектакля что-то может очень сильно поменяться.
Марина Цветаева говорила: «Ребенка надо заклясть!» И я пытаюсь так и сделать. Пусть он сразу даже не все поймет и осознает, но пройдет лет десять — и он вспомнит. Крупицы нравственности закладываются именно в детстве.
Если человек верит в сказку, живет в сказке, скажем, хотя бы до десяти лет, то я уверен, что он вырастет хорошим человеком. Поэтому так важно донести до малышей добрые вечные истины, которые уйдут с ними во взрослость.
Ребенок — гибкий пластилин. Детей должны формировать люди, которые их понимают и любят, говорят с ними на одном языке. При этом я против заигрывания с детьми и какого-то намеренного сюсюканья. С ними надо разговаривать по-взрослому, как мы разговариваем друг с другом. Конечно, с поправкой на их возраст и интересы.
Детей нужно удивлять каждые пять минут
Шоу такого размаха, которые мы каждый год создаем с продюсерским центром «Седьмая радуга» уже семнадцать лет, на Западе готовятся два-три года. Но оно и идет потом много лет. Наше шоу, к сожалению, живет всего 2 недели. Поэтому мы начинаем работу где-то с апреля, с уровня замысла, а заканчиваем в январе последними представлениями. У нас на сцене почти 300 человек, 500 костюмов, и обслуживают все это великолепие тоже человек 150.
Западное шоу внутри площадки репетируется не меньше полутора-двух месяцев, а наше — всего три дня.
Потому что мы работаем в Крокус Сити Холле, а это популярная и дорогая площадка. И у нас есть только три дня, чтобы все, что мы делали по репетиционным классам и совещаниям в кабинетах, соединить в единое произведение. И это интересная, но довольно сложная задача, потому что цена ошибки велика.
Мы строим представление по закону большого серьезного мюзикла, спектакля, без скидок на то, что это сезонное мероприятие. Используем последние технические достижения, чтобы поразить наших маленьких зрителей, чтобы каждый спектакль был особенным. И стараемся не повторяться, каждый год у нас абсолютно оригинальная история.
Хотя, конечно, есть постоянные элементы, полюбившиеся детям приемы. Например, «Раз, два, три, елочка, гори!» или летающие по залу предметы. Чаще всего это такая игра внутри зала во время шоу, она представляет для детей невероятную радость. Дотронуться до пролетающей надувной кукурузы или летающего саксофона для них высшая радость. А если там еще можно поискать ключик и вынести его на сцену, то это вообще супер.
Я сижу за режиссерским пультом на каждом спектакле, а их больше тридцати за сезон.
Во время спектакля часто случаются непредвиденные ситуации, поэтому я должен находиться за режиссерским пультом и контролировать процесс. И три раза в день я вижу зрителей, которые выходят из зала после представления. Я вижу их глаза, как они себя ведут. И понимаю, что, наверное, все правильно сделал. Одни пританцовывают, другие смеются, взрослые тоже оживлены — они на полтора часа превратились в ребят.
Как-то вижу, выходит из зала мама с мальчиком лет трех-четырех. Я спрашиваю ее: «А почему вы не дождались самого финала?» А она отвечает: «Сын описался. Он захотел в туалет через пять минут после начала спектакля, но я не смогла его оторвать от зрелища, картинка менялась постоянно и он не хотел уходить». И это для меня был высший комплимент. Это значит, что на сцене всегда происходит что-то важное, что-то заставляющее детей смотреть не отрываясь.
На представлении детей нужно удивлять каждые пять минут. Знаете, на некоторых шоу дети играют в проходах, им скучно, они ищут для себя развлечений, дергают маму, смотрят в телефон. А если все построено правильно, то все полтора часа спектакля они включены в действо на сцене, им не скучно, а интересно.
При этом мы не пользуемся «запрещёнными» приемами. Мы не включаем забойную, громкую музыку, под которую дети могут как зомби полчаса скакать и потеть. Потому что за этим стоит в некотором смысле пустота. Еще мы никогда не используем фонограмму. Вот есть сказочные понятия — живая вода и мертвая вода. И когда артисты работают под фонограмму, ребенок сидит и слушает, вроде следит за сюжетом, но это будет именно мертвая вода. Потому что нет живого дыхания, когда со сцены спрашивают: «Нам сейчас идти налево или направо?» И зал кричит: «Направо!». Дети должны чувствовать себя соучастниками сказки, проживать ее.
Важно, чтобы двухлетний малыш не испугался Бабы Яги
Как рождается сказка? Из совершенно простых вещей. Например, я вижу, как ребенок на улице съел конфетку и бросил фантик. И вот здесь может возникнуть волшебная история: фантик оживает, становится большим и идет за этим ребенком, потом по улицам бродят уже много фантиков и так далее. Это чистая импровизация, но принцип такой.
С одной стороны, сказка должна сеять разумное, доброе, вечное, а с другой — она не должна быть очевидно назидательной.
Я стараюсь очень ненавязчиво, вплетая в сюжет, говорить о тех мелких недостатках, которые могут вырасти вместе с ребенком. А могут не вырасти. И это зависит от нас в том числе, от того, какие ориентиры мы ребенку дадим.
Важно помнить, что перед праздником все равны. Даже если ребенок плохо себя вел в этом году, нельзя оставить его без новогоднего подарка.
Надо обязательно оставлять ребенку уверенность, что он все сможет исправить. Точно так же, как свои недостатки исправляет и проживает главный герой.
В детском спектакле много специфических условностей: злой волк может выходить «отрицательной походкой», как бы всем своим видом демонстрируя кровожадность. Но при этом у нас нет абсолютно страшных и пугающих героев. Мне важно, чтобы даже двухлетний малыш не испугался Бабы Яги. Поэтому все отрицательные персонажи у нас не только яркие, но и в целом смешные. Наши шоу — это музыкальная сказка, где нет злых, пугающих героев.
История не должна рождаться в муках
Художник-постановщик присылает варианты эскизов, которые я должен оценить, обсудить, принять или не принять. И когда мы их обсуждаем, очень часто фигурирует такое понятие, которое отсутствует во взрослом театре, во взрослых постановках. Вдруг мне художник говорит в результате обсуждения: «Вы знаете, Влад, это не очень волшебно. Мне надо добавить сюда вот это, это, чтобы было волшебно».
Художник отличается от просто зрителя в зале тем, что у него есть особый дар фантазии — видеть привычные вещи непривычно, верить в невозможное. Этим отличается Джоан Роулинг от всех остальных писателей, Юрий Борисович Норштейн от остальных аниматоров.
Авиаконструктор Туполев сказал замечательную вещь: «Некрасивый самолет не полетит». Эта фраза имеет прямое отношение к нашей работе.
Если история рождается тяжело, в муках, это плохо. Все должно быть легко и талантливо. И самое главное — это настроение, которое несет с собой произведение. Если мы играем сказку, водевиль, то это как шампанское, это пузырьки, это радость. Потому что, если тебе тяжело, у тебя депрессия, то сыграть веселого тряпичного зайца почти невозможно. Поэтому главный творец чуда и сказки, конечно, команда.
О родителях мы всегда помним и готовим для них что-то интересное
В этом году мы пытаемся посмотреть на Деда Мороза как на человека, у которого есть свои оригинальные черты характера и пара тайн за душой. В конце спектакля он раскрывает обе: одну тайну для взрослых, другую — для детей. И это не случайно, ведь родители — довольно большая часть наших зрителей и именно они покупают билеты и пишут отзывы, так что о них мы всегда помним и тоже готовим что-то интересное.
Дети едва ли могут понять, что это такое — защищать ребенка ото всех опасностей, для них это совершенно абстрактные категории. Это способны понять только взрослые, потому что они об этом думают каждый день.
Детей интересуют совсем другие вещи, более материальные: как Дед Мороз в один день всем детям успевает разнести подарки? Или как Дед Мороз узнает, о чем я мечтал, какой подарок я хотел получить на Новый год? Поэтому и секреты у нас персональные.
Один из главных секретов Деда Мороза в том, что он любит детей так же, как их любят родители.
Вообще, один из мотивов моего творчества заключается в идентификации родительских чувств, то есть попытке поставить себя не только на место ребенка, но еще и на место родителя. Взрослый пришел с малышом на представление, он любуется своим мальчиком или девочкой, сам включается в игру. Правда, не все родители понимают и часто пишут: «Ребенку понравилось. Не понимаю, в чем дело, но ребенок в восторге». И мне кажется, что главный критерий — это все-таки «ребенок в восторге».
