В желтом свете ночных фонарей медленно кружились крупные снежные хлопья. Они так плавно и неспешно опускались на мостовую, словно балерины танцевали белых лебедей. По бульвару медленно шла одинокая женская фигура. Тёмное пальто облегало стройный силуэт. Шляпа и футляр скрипки добавляли романтичности картине.
Но походка у неё была вовсе не такая лёгкая и воздушная, как предполагалось бы в такой атмосфере преддверия зимних праздников. Скорее понурая, какая-то усталая и даже скорбная. Молодая девушка подошла к скамье, смахнула перчаткой снег и присела, положив футляр скрипки на колени.
Она смотрела на танец снежинок в ночном свете, но не восхищалась им, а просто грустно наблюдала, словно они пролетают и тают так же, как и её юные годы и прекрасные мечты. Их так же сметут с дороги, растопчут ногами, как и все её надежды на любовь и семейное счастье. Ада вдруг с горечью поняла, что всё, к чему она стремилась и чем дорожила, так же хрупко, как эти почти невесомые хлопья снега.
Всю свою жизнь Ада жила словно в каком-то прекрасном хрустальном мире музыки и красоты. Она родилась в интеллигентной семье. Мать была преподавателем русского языка и литературы, а отец музыкантом. Он играл на виолончели и привил единственной дочери любовь к музыке, к звучанию струнных инструментов.
Аделаида даже не помнила, когда она впервые взяла в руки скрипку. Она часто бывала за кулисами во время концертов, сидела в пустом зале на репетициях, с детства была на сцене, в мире прекрасной музыки. Первые уроки отец ей давал сам, учил нотной грамоте, рассказывал о разных музыкальных инструментах.
А она безоговорочно влюбилась в скрипку. И отец потакал её любви, помогал почувствовать инструмент, понять его, полюбить… Когда Ада пошла в школу, она не только уже свободно читала благодаря занятиям с мамой, но и в музыкальной школе удивила всех знаниями сольфеджио на уровне пятого или даже шестого класса.
А что уж говорить о владении инструментом. Учителя поражались юной скрипачке, шутили, что она родилась в скрипичном футляре или что спит со смычком в руках. И последнее вовсе не было шуткой. Родители часто забирали смычок из рук уснувшей Адоньки когда перекладывали её в кроватку
У неё было немного игрушек, хотя родители могли себе позволить их покупать. Как и все девочки, Ада любила куклы. Родители дарили ей их, но она с ними не играла, как другие дети, а рассаживала полукругом и исполняла для них концерты. Сама объявляла придуманные номера, потом наигрывала мелодии и кланялась, представляя, что её «зрители» громко аплодируют в конце каждого номера. Как и у папы на концертах.
А когда к ней приходили подружки, они вместе играли с куклами в обычные чаепития и дочки-матери, но потом всё же Ада предлагала всем поиграть в концерт. И тогда кроме кукол у неё были и живые слушатели, которые ей действительно восторженно хлопали в ладоши.
Из всех детских друзей у Ады во взрослой жизни остались только две настоящие подруги. Они не завидовали её успехам в учёбе и музыкальной карьере, а наоборот, восхищались ею и даже гордились дружбой с будущим выдающимся музыкантом. У них была совсем другая дорога в жизни, вот и не было зависти и жадности к чужой славе и карьере.
Это они, Зойка и Нинка, познакомили Аду с её будущим мужем, обратили её внимание на застенчивого интеллигентного парня. Геннадий тайком восхищённо наблюдал за Адой, но робел и так бы не решился с ней заговорить, если бы не подружки. А Ада на него даже не особо и смотрела, да и после знакомства как то и не думала о нём совсем.
Он ей не приглянулся и не запомнился. Но подруги постоянно обращали на Геннадия внимание, просто все уши прожужжали. Какой он романтичный, какой он скромный, какой интеллигентный… Замечательная пара для Адочки… Тут уж хочешь — не хочешь, а начнёшь думать, присматриваться…
— Ада, ну что ты такая с ним холодная! Он же стесняется, ну будь с ним помягче…
— Ада, ну посмотри, как он на тебя смотрит! Так даже дворняги на колечко краковской не любуются…
— Ада, он, между прочим, из старинной дворянской семьи! Интеллигенция в седьмом поколении… Да у него же в крови интеллигентность с генами передаётся уже!
— Ада, ну может хватит мучить парня, ну улыбнись ты ему! Он же на всех твоих концертах сидит и глаз с тебя не сводит!
И Ада сдалась. Улыбнулась. Согласилась пройтись этим самым бульваром. Приняла белую розу на длинной ножке в хрустящем целлофане. Сходила на выставку картин и удивила своими глубокими познаниями в живописи. Увидела его на концерте и во время аплодисментов не только кланялась залу, но и кивнула ему с лёгкой улыбкой. Снова приняла белую розу. И снова прогулялась по бульвару. Приняла приглашение на чай.
Зойка и Нинка были вне себя от счастья. Они радовались этому приглашению даже больше, чем сама Ада. И если она воспринимала будущий визит без особого трепета и волнения, то подружки места себе не находили, устроили такой ажиотаж…
Начали перебирать платья, решать в каком Ада должна предстать перед матерью Геннадия. Надо ли макияж или это будет вульгарно и вызывающе. А если не накраситься, то подумают, что Ада простушка, «деревня»… А какие украшения? Может вот эти серьги с бирюзой? Не слишком ли бедно будет выглядеть серебро в ушах… Нет, надо золотые. И кольцо, и цепочку…
Пока подружки перебирали содержимое шифоньера и шкатулки с украшениями, Ада спокойно пошла и сама все одела. То, что посчитала нужным. Когда она вернулась в комнату, подруги поняли, что в дополнительной помощи она не нуждается.
Коричневое вельветовое платье элегантно облегало стройную фигуру, каштановые локоны подчеркивали прозрачность белой кожи. Классические черты лица, огромные карие глаза под густыми ресницами, лёгкий макияж и неброская помада естественного оттенка. Небольшие золотые серьги с гранатами дополняли образ. Она была прекрасна и утончённа, словно скрипка, на которой она играла.
Нинка с Зойкой молча сели с платьями и туфлями в руках. Они восторженно смотрели на свою подругу, словно раньше не замечали её красоты и одухотворённости. Зойка аккуратно поставила туфли на пол и вздохнула:
— Ну, всё. Теперь точно замуж выйдет и не до нас ей будет.
— Ага, пелёнки-распашонки пойдут… Куда уж тут с подругами время тратить, — поддержала Нинка.
Ада обняла своих подруг и ответила:
— Ну, насчёт замужества вы поторопились. Гена рассказывал, как его маман забраковала уже столько кандидаток! Ей же нужна та, которая будет достойной для продолжения их рода… Так что и я могу не пройти это прослушивание.
— Да кто ж ей тогда надо? Королева Англии что ли? — воскликнула Зойка.
— Ну, королева — не королева, а я все-таки не голубых кровей. Могу и не подойти на роль жены Геннадия.
— За голубыми кровями пускай куда подальше отправляется. А у нас страна равных возможностей. И ты не торговка с рынка, а может ещё и поинтеллигентнее их будешь! — поддержала Нинка.
Но опасения Ады были напрасны. Жанна Львовна приняла её благосклонно, оценила внешний вид, провела небольшое тестирование на образованность в непринуждённой беседе за чашкой чая. И осталась довольна. После долгих поисков она, наконец, одобрила кандидатуру. Посчитала её достаточно «породистой» чтобы принять в свою семью и доверить ответственную миссию по продолжению их старинного рода.
Ада не горела и не пылала, как свеча на ветру, но Геннадий умел красиво ухаживать, умел заполнять собой её пространство и время, умел стать частью её жизни… И вскоре она уже не могла себе представить дня, в котором не было его. Если они не виделись до вечера, она даже начинала тосковать… И Ада подумала, что наконец-то влюбилась.
Геннадий сделал Аделаиде официальное предложение руки и сердца, ходил к её родителям свататься. Мама Ады смотрела на дочь понимающе. Пора уже и замуж, а то можно так и остаться в старых девах. Отец спросил, согласна ли доченька, его любимая Адочка, выйти замуж за молодого человека. А раз согласна, то и он не против. Он хочет только счастья своей Адочке.
Свадьбу сыграли в сентябре. Гостей было немного. В основном родственники и близкие друзья. Аделаида всех просто покорила своей утончённой красотой. Ей так шло это нежное атласное платье без вычурных кружев и всяких помпезностей. Мама украдкой смахивала слезинки, да и отец тоже, хоть и старался не подавать виду.
Зойка с Нинкой сидели гордые, словно они получили медаль или почётную грамоту. Ну как же! Ведь это их стараниями состоялась такая прекрасная свадьба. Это же их заслуга, что Ада и Геннадий вместе. А ещё они горделиво поглядывали в сторону немногочисленной родни Геннадия. Особенно на его маман и тётку Марианну, специально приехавшую из-за границы по такому случаю.
Но Аде было не до них. Она танцевала свой первый свадебный вальс под музыку великого Штрауса. И жених нежно кружил её в этом лёгком, почти невесомом вихре плавных переливов знаменитой мелодии. А она чувствовала себя осенним листом, оторвавшимся от родительской ветки и кружащимся в танце золотого сентября.
Она тогда даже не предполагала, насколько пророческими окажутся эти чувства. Она даже и думать не могла, что её растопчут, раздавят, как опавший лист. Что по её нежной и ранимой душе пройдут грубыми сапогами. Превратят её семейное счастье в грязное месиво, в котором уже невозможно будет рассмотреть былой красоты и чистоты её мечты.
Да, она мечтала о счастливой семье, о любящем и заботливом муже, о детях. Она хотела и мальчика, и девочку. Даже имена им начала придумывать. Свекровь была настроена на мальчиков, ей нужен был продолжатель рода. На разговоры о возможной девочке Жанна Львовна не обращала внимания. Её сыну нужен наследник, а ей внук. А лучше два или три внука. На всякий случай.
Но беременность никак не наступала. Жанна Львовна всё время спрашивала о самочувствии жены сына. Она стала пристально присматриваться к ней, ожидая увидеть первые признаки долгожданной беременности. Ада чувствовала себя неуютно, понимала, что даже начинает оправдываться перед свекровью, отвечая, что всё ещё не беременна.
Жанна Львовна настояла, чтобы молодые переехали к ней. Она же не работает и может присмотреть за ними. К тому же Аделаиде не придётся напрягаться по хозяйству, ведь у них всё делает домработница. Геннадий почти сразу согласился с заботливой маман, тем более, что платить за отдельную съёмную квартиру было накладно.
И они переехали. Квартира была большая и просторная, но Ада постоянно натыкалась на свекровь. Жанна Львовна кружила вокруг невестки словно гиена, не отходила ни на минуту, следила цепким взглядом за её жестами, мимикой… Ожидала, что быть может у Ады закружится голова, ну или начнет тошнить по утрам.
Ада всё больше времени проводила на репетициях, старалась заглянуть к родителям хоть ненадолго. Её тяготило такое настойчивое внимание. Она начинала себя чувствовать виноватой, что беременность не наступает.
Геннадий относился к этому вопросу спокойно. На него мать не давила и не требовала форсировать события. Только интересовалась всё ли у них с женой хорошо, всё ли у него получается ночью. Хотя прекрасно знала ответ, ведь частенько подслушивала ночью под дверью.
Через пол года после свадьбы вопросы Жанны Львовны стали более настойчивыми, а тон более обеспокоенным. Она уговорила невестку сходить на приём к гинекологу. Просто проконсультироваться.
Врач успокоил обеих женщин, что ситуация абсолютно нормальная. Молодые люди только начали жить вместе и у них всё впереди. У многих пар беременность наступает не сразу, это может произойти и через год после свадьбы. Ада слушала спокойно, а Жанна Львовна настойчиво задавала вопросы, интересовалась можно ли ускорить процесс, чем вызвала лёгко недоумение у врача.
— Ну, я просто очень хочу внуков, а Аделаида почему-то тянет с этим вопросом, — оправдывалась свекровь.
— Я не тяну. Мы не тянем. Просто пока беременность не наступила. А мы стараемся, честное слово! — снова начала оправдываться Ада.
Жанна Львовна хоть и была не совсем удовлетворена результатом визита к врачу, но на некоторое время успокоилась. Она решила дать молодым ещё полгода до первой годовщины свадьбы, а потом уже начинать серьёзно волноваться. Но с невестки по-прежнему не спускала глаз.
Когда прошел год, а счастливое событие та и не наступило, Жанна Львовна начала настойчиво интересоваться здоровьем невестки. Теперь её стройность вызывала подозрение. Свекровь даже навестила родителей Ады. Она приехала к ним без приглашения и даже без предупреждения. Устроила допрос с пристрастием о здоровье их дочери. Возмущалась, что невестка никак не может забеременеть и родить ей внука.
А дома начались настойчивые разговоры о необходимости обследоваться и вылечиться, если это возможно. Ада уверяла, что она здорова и чувствует себя прекрасно. На что свекровь парировала, что если бы невестка действительно была здорова, то давно бы родила внука. Муж стал на сторону матери и тоже начал уговаривать Аду пролечиться.
— Ну, от чего? От чего я должна пролечиться? — плакала Ада.
— От того, чем болеешь! — жёстко сказала свекровь и закончила дискуссию.
Жанна Львовна решила, значит так и будет. Она поместила возмущающуюся Аду в клинику на обследование. Геннадий уговаривал жену, что ей нечего бояться, что её вылечат… Он совсем не слышал возражений Ады, что она абсолютно здорова и ей нет нужды лечиться.
Когда через месяц постоянных анализов и дотошных ковыряний в её теле врачи выдали вердикт, что Ада абсолютно здорова по женской части, Жанна Львовна возмутилась некомпетентностью и халатностью современной медицины. Дома не стесняясь Ады свекровь ругалась, что врачи просто не хотят делать свою работу, просто не хотят нормально обследовать и поставить правильный диагноз.
— Ада, может тебе начать пить какие-нибудь антибиотики? — вдруг пришла ей в голову замечательная мысль.
— Какие антибиотики? Зачем? — поразилась невестка.
— Ну, какие-нибудь посильнее, заграничные. Чтоб наверняка подействовали… — размышляла вслух свекровь, глядя не на невестку, а словно сквозь неё…
Ада расплакалась и ушла в комнату. А Жанна Львовна продолжала уговаривать сына лечить бесплодную жену. И поговорить с ней. Может она хоть мужу признается, чем больна, что даже забеременеть не может…
Результатом всех этих переговоров стало решение положить Аду на новое обследование, только теперь уже в частную клинику. Там-то за деньги должны всё правильно сделать. Жанна Львовна уже в открытую сокрушалась, что разрешила сыну жениться на этой больной особе, не проверила её здоровье сразу, ещё до свадьбы.
Аделаида с радостью уехала в клинику. Она так устала от постоянных упрёков и скандалов, от обвинений её в несуществующих болячках, что готова была сдавать любые анализы и проходить любые процедуры и обследования, только не находиться в той квартире.
Она видела, что муж искренне беспокоится о ней, о её здоровье. Но при этом он же идёт на поводу у матери и верит, что у Ады есть какие-то скрытые болезни, которые не дают наступить желанной беременности. Он не обращал внимания на её возражения, отмахивался от её слов, полностью доверял мнению своей матери.
Ада лежала в клинике и думала о многом. Тишина просторной палаты и отсутствие людей, постоянно давивших на неё, дали возможность спокойно поразмышлять, подумать о многом, посмотреть на всё это как бы со стороны. И Ада становилась всё грустнее и грустнее. Она осознала, как мало значила для своего мужа и чем в действительности была для свекрови, да, пожалуй, и для Геннадия тоже.
Она вдруг представила, что наступит долгожданная беременность. Конечно, все упрёки и подозрения прекратятся. Свекровь успокоится, а муж будет счастлив. А что потом? После рождения ребёнка… Что будет с ней и с ребёнком? Разве даст эта властная женщина ей спокойно растить сына или дочь?
Неужели будет тихонько радоваться и наблюдать, как подрастает долгожданный любимый внучек? И не начнёт вмешиваться в его кормление, в воспитание… Разве согласится отстраниться и позволить невестке хоть что-нибудь решать в судьбе «продолжателя великого рода»?
Ада вдруг ясно осознала, что её роль сведётся только к кормлению, если будет грудное молоко. А дальше она будет на позиции послушной няньки — одень то, сходи туда, погуляй с ним там и через полчаса верни домой…
И впервые за всё это время она задумалась. А вдруг так и надо, что она не беременеет? Вдруг так лучше? Ведь жить в прислугах у этой семейки и собственного ребёнка будет просто невыносимо. А то, что свекровь не отдаст ей ребёнка, Ада уже не сомневалась. Выгонит её при первой же попытке быть самостоятельной, а ребенку наймут няню…
Остаток дней в клинике Ада лежала и думала, что же ей делать? Ведь она полюбила мужа и мечтала о счастливой семейной жизни. Но то, во что превратилась эта мечта, трудно бы назвать счастьем. Ада не хотела признаваться самой себе, что ей придется сделать выбор.
Точнее, она предложит выбор мужу — или они пытаются жить самостоятельно, или она… Или она будет жить самостоятельно… Без него. И без Жанны Львовны. Да, без мечты о детях и тихом семейном счастье… Но без Жанны Львовны в её жизни!
Обследования снова показали отсутствие каких-либо заболеваний, мешающих наступлению беременности. Аду выписали. Жанна Львовна высказывала своё недовольство работой клиники прямо в кабинете консультировавшего их врача. На предложение осмотреть мужа она ответила таким возмущением, что персонал клиники уже не знал как выпроводить скандальную особу.
Она и в холле, и на крыльце ещё долго ругалась и обещала подать на них в суд. Кричала, что там работают одни шарлатаны, как и во всей медицине. Что у них не хватает профессионализма найти болячку у невестки, а только зря с людей деньги берут…
Ада слушала это как-то отрешенно, словно видела эту сцену со стороны. Она понимала, что ждет её дома. Если бы свекровь не начала скандалить в клинике, то Ада могла бы подумать, что всё ещё наладится. Она продолжала цепляться за эту надежду. Но злость и агрессию, которую она увидела в Жанне Львовне, было уже ничем не остановить. И следующей жертвой будет Ада.
Вернувшись домой, Жанна Львовна пошла к себе отдыхать. Она очень устала от всех этих событий и должна была подумать что предпринять дальше. Ада с Геннадием прошли к себе в комнату. На вопросительный взгляд домработницы, Геннадий коротко ответил:
— Там тоже сказали, что она здорова…
Пожилой женщине было непонятно недовольство хозяйки. Если доктора говорят, что девица здорова и может беременеть, то чего тогда так расстраиваться? Ну, не получилось сразу, так получится потом… Они ж молодые, вся жизнь впереди. Но, зная крутой нрав хозяйки, решила помалкивать, только вздохнула протяжно — девку жалко, видно, что старается и переживает, а её виноватой делают.
Ада лежала в постели с мужем и впервые ей не хотелось его ласк и внимания. Она слышала, как Геннадий ответил домработнице. Он говорил о жене, словно о вещи. Без радости или сочувствия, без эмоций, как о какой-то табуретке, у которой ножка оказалась целой… И за всю дорогу домой не сказал ей ни слова, ни разу не взял её за руку, а только обнимал и утешал мать.
Муж попытался к ней приблизиться, положил руку на грудь, но она убрала его руку холодным и спокойным жестом. Он не настаивал. А она ещё долго лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок. Завтра. Завтра она поговорит с ним. А сейчас надо спать. Утром на репетицию. Она так давно не брала в руки скрипку…
И вот прошел этот длинный день. Скрипка снова пела в её руках, только не так уверенно и нежно, как раньше… Скорее грустно и тоскливо. Ада общалась с коллегами, а мысли были далеко. Она думала о предстоящем вечере. И не хотела чтобы он наступал. Или наоборот, хотела, чтобы он прошел быстро, просто мгновенно…
И вот он, вечер. Она сидит на скамье и смотрит на падающий снег. Как давно она не смотрела на снегопад… Вот и кончилась её семейная жизнь. Сейчас она пойдёт и скажет, что уходит, что больше так не может, что они никогда не будут счастливы вместе… Какие театральные слова, словно из дешевых любовных романов. Разве думала она когда-нибудь, что будет говорить их о своей жизни…
Ада зашла к родителям и оставила у них скрипку. Мать уже давно видела, что Адочка совсем несчастна. И когда Ада спросила, может ли она к ним прийти, пожить несколько дней, мать сразу обняла её и ответила, что они всегда её ждут дома.
Ада ушла, а мать пошла стелить постель в её комнате. Она поняла, что дочь скоро вернётся. Отец молча набрал чайник и поставил на плиту. Потом подумал и начал инспектировать холодильник. Дочка же голодная наверняка…
Жанна Львовна уже ждала возвращения невестки. Она ходила по комнате, словно тигр в узкой клетке. Ада спокойно поздоровалась и прошла к себе. Жанна не стала заходить в комнату к молодым, а только встала у двери, чтобы слышать, что у них будет происходить. Ада достала свой чемодан и начала складывать одежду из шифоньера. Муж молча наблюдал за действиями жены. Собрав свою одежду и ноты, Ада с чемоданом и папкой вышла в коридор.
— Я ухожу.
— Я это вижу! И ты надеешься, что это тебе сойдёт с рук? Думаешь и дальше носить нашу фамилию? Обманывала нас, а сама скрывала своё бесплодие! Да ты не имеешь права ни за кого замуж выходить, мерзавка! Как ты смела обманывать моего сына!
— Я никого не обманывала и ваша фамилия мне не нужна. Геннадий может участвовать в разводе, так его оформят быстрее… И вы найдёте себе более подходящую невестку!
Свекровь не успела ничего ответить, как за невесткой закрылась дверь. Сын вышел и обнял мать. Он и сам уже приглядывал себе новую кандидатуру в жены. С этой ему возиться надоело…
Прошло четыре года. Снова приехала тётка Марианна. Они втроём гуляли в парке. Марианна поинтересовалась у сестры, почему же тогда у Гены ничего не получилось с той скрипачкой?
— Так она же бесплодная оказалась! Мы её по всем клиникам возили, а там говорят, что как будто здорова, но забеременеть же не может! — объяснила сестре Жанна.
— А Гену вы не обследовали?
— Да зачем же?
— Ну, он же болел свинкой! Ты тогда ещё на курорте с мужем отдыхала почти всё лето. А я с ним намучилась! Проклинала всё на свете, что согласилась с племянником остаться… Ну ты же помнишь?
— Да помню… А при чем тут это?
— Ну как при чем! У него была тяжелая форма, с осложнениями… врачи еще тогда предупреждали о возможных последствиях, что у него может не быть детей… Ты же тогда никого слушать не хотела! Винила их, что плохо лечили, а они обвиняли тебя, что ты сама отказалась делать ему прививки пока он был ещё совсем маленький! Вот он и заболел, а теперь наверняка из-за этого и нет детей!
— Да ну быть такого не может! Не могла же я сама… Да нет! Это всё та девка виновата! Это она бесплодный пустоцвет! Гена найдет нормальную, не ущербную и все будет хорошо.
Марианна не слушала сестру, она пристально на кого-то смотрела, увидела кого-то в толпе гуляющих. Жанна проследила за взглядом сестры. Она не сразу узнала в счастливой смеющейся женщине свою бывшую невестку.
Аделаида шла, нежно прижимаясь к молодому мужчине. Тот одной рукой обнимал её, на второй нес мальчишку лет двух. Малыш наклонялся к Аде и целовал мать, а она весело смеялась и гладила свой большой живот. Там активно шевелилась еще она новая жизнь.
Жанна Львовна остановилась, как вкопанная. У меня было стойкое чувство, что ее обманули. Обманули жестоко, даже посмеялись над ней. Гена тоже остановился и Молча смотрел на Аду. Смотрел и понимал, что она безумно счастлива, что у нее есть ребенок, скоро будет еще один. А ведь все могло сложиться по-другому.
Гена услышал слова тетки про свинку. Повернулся к матери.
-Мама, это правда? Ты не делала мне прививки?
-Сыночек, я не хотела, чтобы они всякую заразу тебе в организм несли!
Жанна Львовна испуганно смотрела на сына.
-Гена, не переживай. У тебя есть я, мы всегда будем жить вместе.
Тетка Марианна сказала:
-Очень сомнительное счастье…
Когда Ада скрылась в толпе, Гена повернулся к матери.
-Я уезжаю.
-Куда, сыночек?
-Пока не знаю, главное подальше от твоей заботы!
