Глава 1. Годовщина
Все сидели за столом – и никто не знал, что этот ужин навсегда изменит их семью
– Всё, всё, несем салаты! – крикнула Ольга, поправляя передник с пестрым гжельским узором.
С кухни разносился аромат свежего укропа, хрустящего огурца и только что испечённого курника. Из зала доносились всплески смеха, звон бокалов, переговаривающиеся мужские голоса.
На столе, как и полагалось в этот вечер, было всё: «мамин фирменный оливье», селёдка под шубой, домашние котлеты, аккуратно выложенные ломти копчёной колбасы и сыр в форме роз.
Скатерть – белая, практически торжественная, с мерцающей каймой. Ольга гладила её накануне, как всегда: с паром, через тонкий хлопок и с крахмальным спреем, чтобы ложилась без единой морщинки.
– Мама, да ты как всегда – как на Новый год, – рассмеялся сын Андрей, 24 года, инженер, уже с лёгким брюшком и вечной тенью иронии на лице. – Даже розочки на салфетках свернула. Ты в Pinterest что ли живёшь?
– Нет, я в доме живу, – мягко парировала Ольга. – А порядок – это уважение к себе, если хочешь знать.
– Ха, вот это цитата! – усмехнулась невестка Инна. – Надо записать и в Инстаграм выложить. Может, выстрелит.
– Давай уж ты сначала выложи свекрови благодарность, – подал голос Игорь, муж Ольги, с показной веселостью. – Устроила банкет – как в лучшие годы.
Ольга ничего не ответила. Только взглянула на него – мельком, как женщина, которая за 25 лет брака научилась читать по дыханию, по наклону плеч, по интонации. Сегодня он был спокоен. Даже, пожалуй, чересчур.
За окном мерцал вечер – тот самый августовский, когда воздух тёплый, но уже не летний. Внуки бегали по коридору с криками, младший только что уронил стакан с вишнёвым соком.
– Мам, прости! – вбежала старшая дочь, Кира, – Вадим пролил! Прямо на пол, на плитку!
– Ничего, сейчас… – Ольга даже не дослушала. Уже на автомате направлялась к комоду, достала самодельные тряпки из старых футболок, сложенные по размеру и перевязанные бечёвкой.
– Видите? – бросила в сторону Киры с улыбкой. – А вы всё: «зачем ты всё это режешь, мама»… Вот зачем. Экономия и польза. Натуральный хлопок, никакой микрофибры, выстирать – и снова в дело.
Она опустилась на колени, собрала сок молча, точно зная, что сейчас – это главное. Когда дом в порядке – легче дышать. У неё всегда так.
– Ты как пехотинец на фронте, – пробормотал Игорь, склонившись рядом, чтобы вытереть остатки сока бумажным полотенцем. – Всё на себе.
Ольга усмехнулась – коротко и с едва заметной усталостью.
– Кто-то же должен.
В этот момент зазвенел бокал.
– Тихо! – сказала Таня, младшая сестра Игоря, та самая, что живёт одна, носит длинные шарфы даже летом и всегда смотрит, будто знает больше, чем говорит.
Она стояла, изящно держа фужер с вином.
– За любовь, которая выдерживает время… И за правду. Даже если она двадцать пять лет была в подвале.
На одну секунду – может, на две – замолчала вся комната. Даже внуки за дверью стихли, будто почувствовали что-то.
И только потом – смешки, шутка от Андрея, какой-то комментарий про «Таню и её образные метафоры».
Но Ольга не смеялась.
Вина было пролито совсем немного. А холод – пошёл по всему телу.
Глава 2. За правду
«Вина разлито немного, а холод пошёл по всему телу»
– За любовь, которая выдерживает время… – начала Татьяна, вставая с бокалом, – и за правду. Даже если она двадцать пять лет была в подвале.
Её голос был мягок, практически певуч, но в каждом слове сквозило то, что невозможно было принять за банальную поэзию.
Это прозвучало как вызов. Или как приговор, отложенный на четверть века.
Ольга подняла глаза от салатника, который в этот момент поправляла, и встретилась взглядом с Татьяной. Та смотрела прямо на неё. Не на Игоря. Не на детей. На неё.
– Танюша, ну ты как всегда! – засмеялась Инна, жена Андрея. – У тебя и тосты – как из французского кино.
– А что? – пожала плечами Татьяна. – Иногда лучше сказать, чем молчать. Пусть даже через четверть века. Вино – терпкое, как память.
Мужчины снова рассмеялись. Даже Игорь, немного натянуто, но привычно – как человек, который в любой ситуации знает, когда нужно «сбить напряжение».
– Ну вот, – кивнул он, – праздник у нас. А ты опять со своими философиями. Давай уже за семью – и чтобы в подвалах у нас ничего не было!
Он чокнулся с ней демонстративно, будто бы тост – просто случайность.
Татьяна села, не произнеся ни слова. Только взглядом – холодным, прозрачным, как стекло – снова коснулась Ольги.
– Мам, ты чего? – Кира тихо дёрнула Ольгу за рукав. – Всё нормально?
Ольга попыталась улыбнуться, но вышло как у актрисы на пятом дубле: слишком чётко, слишком правильно.
– Всё хорошо, доченька. Просто вспомнилось… – она замолчала.
А в голове – словно кто-то тихо включил кино. Старое. Забутое. Но кадры – живые.
…Тот вечер, когда он вошёл поздно. Сказал, что заехал к клиенту. В пальто чужой запах. Губы холодные. И телефон, который он слишком резко перевернул экраном вниз…
Она не спрашивала тогда. А он и не предлагал объяснить.
Ольга снова посмотрела на Татьяну. Та уже разговаривала с племянником о путешествиях. Смех, анекдоты, жестикуляция. Всё – как обычно.
Кроме одного.
Фраза.
Слова.
Тот взгляд.
Ольга почувствовала: внутри неё начала нарастать дрожь. Незаметная. Медленная. Но всёобъемлющая.
– Ещё вина? – предложила свекровь, старая Анна Павловна, глядя поверх очков. – Олечка, ты себе не налила.
– Я потом. У меня ещё десерт, – пробормотала она.
А сама подумала:
Что ты хотела сказать, Таня? И почему именно сегодня?
На этот вопрос ответа не было. Пока.
Глава 3. Переписка
«Однажды ночью я увидела, как он переписывается с кем-то. А потом он сказал, что это по работе»
После торта с малиной, когда стол был убран, а младший внук уже спал, уткнувшись в плечо бабушки, Ольга закрылась в ванной.
На дверце висело чистое вафельное полотенце с вышитыми в углу ландышами – её собственная работа, ещё с тех времён, когда были живы надежды и по вечерам хотелось вышивать, а не листать ленту в телефоне.
Вода стекала тонкой струйкой, но Ольга не мыла руки. Она просто смотрела на своё отражение – уставшее, спокойное, как у женщины, которая знает цену молчанию.
»Это ведь уже было.»
Не сегодня. Тогда.
Это было два года назад, в ноябре. За окном хлопал мокрый снег, и Ольга проснулась от лёгкого глухого света – телефон, экран вверх, осветил полутемную спальню. Игорь сидел на краю кровати, спиной к ней, и, склонившись, набирал сообщение.
Сначала – одна строка. Потом – вторая. Потом пауза. Потом удаление. Потом новая строка.
Она не видела, кому. Но язык был не рабочий.
«Ты сегодня была особенно красивая» – прочитала она мельком, когда он встал, забыв заблокировать экран. И дальше – сердечко.
Настоящее, красное, не стикер.
– Игорь? – тогда её голос дрожал, как сейчас дрожали пальцы, сжимая полотенце.
Он вздрогнул, резко развернулся. А потом, не моргнув:
– А, ты проснулась… Да это, по работе. Там клиенты – чудят. Шлют гифки какие-то. Дурачатся.
– Гифки? – переспросила она. – В два часа ночи?
Он хмыкнул.
– Оля, да ты что, ревнуешь? Господи… Дорогая, мне уже пятьдесят. Я тебе вот показал бы – да там и смотреть не на что.
Он обнял её, поцеловал в висок. Сказал:
– Пойдём спать. Утром нам вставать рано. К Кире же ехать.
Она не копала дальше. Хотя знала: если начнёт – узнает.
А если узнает… прощать ведь всё равно придётся.
Потому что так устроен её мир. Мужчина – стержень. Дом – на нём. А порядок – на ней.
Потому что – дети. Потому что – внуки. Потому что – они вместе пережили ипотеку, увольнение, ремонт, больницы, ссоры, свадьбы, похороны.
Потому что, если сейчас вытащить на свет то, что лежит в подвале… может, всё и развалится.
Но почему Таня – вспомнила об этом именно сейчас?
Ольга отжала полотенце, повесила на место. Смотрела в зеркало и будто видела не себя, а ту женщину – из той ночи.
С тихим вопросом в глазах.
С болью, завернутой в домашний халат.
Та женщина – простила? Или просто сделала вид?
Глава 4. Противостояние
«Ты хочешь сказать что-то – так скажи. Или уходи»
Гости уже ушли. На кухне стояла уютная тишина, наполненная только звоном чашек и шорохом салфеток, которые Ольга аккуратно складывала в ящик.
Кира с мужем увезли детей, Андрей с Инной уехали на такси – обещали заехать завтра «на чай с пирогом». Только Таня не спешила уходить. Она осталась сидеть в кресле у окна, закутавшись в свой вечный бледно-зелёный палантин.
– Тебе помочь? – тихо спросил Игорь, заходя на кухню, но остановился, когда увидел, что Татьяна не ушла.
– Нет, я уже всё, – сказала Ольга, и, не оборачиваясь, спросила: – Таня, ты что-то хотела сказать?
Та сделала глоток недопитого вина, покачала бокал, посмотрела на брата.
– Я уже сказала, Оль. Ты просто не услышала.
– Услышала. Но не поняла. – Ольга обернулась. – Тогда скажи прямо. Без намёков.
– Не надо, Таня, – резко перебил Игорь, – хватит. Ты всё испортила сегодня. Как всегда. Каждый раз – спектакль.
– Это не спектакль, Игорь. Это правда. Которую ты прячешь двадцать пять лет. А она имела право знать.
– Она?! – он подошёл ближе, сжал кулаки. – Она – это моя жена. И ты не вмешивайся. Ты всю жизнь меня ненавидела. Потому что я не жил по твоим законам. Потому что я не выбрал твою подругу, да? Не вышел за тебя замуж, Таня, извини, если разочаровал.
– Ты трус. – Голос Татьяны прозвучал удивительно спокойно. – Ты не выбирал. Ты просто врал.
Тишина. Даже чайник, который тихо булькал, вдруг затих. Ольга медленно вытерла руки о полотенце.
– О чём вы? – она посмотрела сначала на Татьяну, потом на мужа. – Вы оба говорите загадками, но я же здесь. Говорите при мне. Прямо.
– Не стоит, – повторил Игорь. – Это ерунда. Не слушай её. Она всё всегда преувеличивала. У неё талант драматизировать.
– Тогда скажи ты, – сказала Ольга и подошла ближе. Говорила негромко, но в голосе – сталь. – Хочешь что-то сказать – скажи. Или уходи.
– Оля… – он шагнул к ней, – ну зачем ты…
– Потому что я чувствую, Игорь. Сегодня весь вечер я чувствовала, что между строк кто-то кричал. Кричал молча. А я устала угадывать. Я больше не хочу – угадывать.
– Ты хочешь правду? – сказала Татьяна. – Сама просишь?
– Хочу. Только – не с намёками. Я не дура. Я женщина, которая двадцать пять лет живёт в доме с человеком. Я имею право знать, с кем именно.
Игорь отшатнулся. Глянул на сестру – молча, с ненавистью. Та только покачала головой, будто наконец дождалась этого момента.
– Хорошо, – сказал он. – Если вы обе так хотите… слушайте.
Глава 5. Разоблачение
«Не все измены – про постель. Иногда хуже – про сердце»
В доме повисла вязкая тишина, в которой даже дыхание звучало предательски громко.
Игорь молча взял пиджак, хлопнул дверью и вышел, не ответив ни на один из взглядов. Только скрип ступеней и глухой щелчок входной двери обозначили его бегство.
Ольга стояла в кухне, не шелохнувшись. Татьяна сидела на краю дивана, словно обессилев. Бледная, с побелевшими пальцами, всё ещё сжимавшими бокал.
– Прости, – сказала она негромко. – Я не хотела в такой день. Но, наверное, других и не бывает. В таких семьях, как ваша, праздники – это единственный шанс сказать правду.
Ольга повернулась к ней, не дотронувшись ни до спинки стула, ни до стены. Как будто любое прикосновение обрушит её.
– Рассказывай, – произнесла она. – Только спокойно. Я не кричу, не плачу. Говори.
Татьяна глубоко вдохнула. Потом – медленно, практически буднично:
– Это было в тот год, когда у вас Кира родилась. Ты тогда лежала с ней в больнице две недели – была угроза. Он был на работе допоздна, говорил всем, что очень переживает.
– Я помню, – глухо сказала Ольга. – Он приезжал с фруктами и цветами. И всегда – с банкой персиков.
– Да. Только перед этим он заезжал к другой женщине. Её звали Аня. Она была учителем музыки в частной школе, из тех, кто улыбается всем подряд, но смотрит – в одну точку. Он познакомился с ней через коллегу. И закрутилось. Он ушёл к ней. Неофициально. Просто стал там ночевать. Говорил мне, что между вами всё умерло. Что любовь – это не рутина. Что он никогда не был так счастлив. Что, наконец, его понимают.
– Он жил у неё? – переспросила Ольга, каждый слог будто по льду.
– Да. Почти два месяца. Потом она выбрала другого. Более «перспективного», как он сказал. Игорь вернулся. Сказал, что ты ничего не узнаешь, и так будет лучше для всех. И ты действительно – ничего не знала?
Ольга села. Ровно. По-старому. Спина прямая, руки на коленях.
– Нет, – прошептала она. – Не знала. Я чувствовала. Но не знала.
Татьяна наклонилась вперёд, поставила бокал на стол.
– Я презирала его за это. Не потому что он ушёл. Потому что вернулся, словно ничего не было. Как будто ты – запасной аэродром. А ты… ты всё это время любила его по-настоящему. Я на тебя злилась. Ты была слишком хорошей, слишком терпеливой. Я хотела, чтобы ты знала. Хотела, чтобы ты выбрала сама. А ты всё несла и несла.
– Потому что иначе бы рухнуло всё. – Ольга посмотрела ей в глаза. – В такие моменты женщина не задаёт себе вопрос «почему он?». Она задаёт себе вопрос: «а если не он – то кто?». И молчит.
Они сидели долго. Ничего не говоря.
Потом Татьяна добавила:
– Ты не знала. Но ведь чувствовала. Все женщины чувствуют. Просто мы – разные. Одни начинают копать. Другие – зарывают глубже.
– Я не зарыла. Я просто… поливала цветы на могиле. Могиле своих надежд. Каждый день. С любовью.
Глава 6. Обыденность как щит
«Я вымыла полы. Не потому что грязно. Потому что нестерпимо больно»
Ольга не сказала ни слова. Не заплакала, не закричала, не выругалась, не захлопнула дверь. Просто встала, поправила рукав и пошла в ванную.
Когда боль нельзя высказать, её можно оттереть.
Или хотя бы – отмыть.
Раковина сверкала – но она всё равно тщательно прошлась щёткой по бортикам, обработала слив раствором соды и уксуса, оставила шипеть. Потом вытерла кафель, промыла мыльницу, достала стопку кухонных полотенец – и понесла их в машинку.
Порошок – половина нормы, чайная ложка соды, чуть уксуса в отсек для ополаскивателя. Температура – 90.
Как советовала Марина Жукова в том видео про «глубокую стирку».
Она нажала кнопку «старт» – и смотрела, как медленно начинает вращаться барабан.
Бельё крутится.
Пена появляется.
Капли сбегают по прозрачному стеклу.
В этот момент Ольга почувствовала: внутри – пусто. Как будто в ней тоже нажали на «слив».
Она вернулась в коридор, достала ведро, мыло, тряпку. Развела горячую воду, окунула руки – и вдруг глубоко вздохнула.
– Мам, – сказала бы Кира, если бы увидела её сейчас, – ты снова моешь, словно экзамен сдаёшь.
И она бы ответила:
– Потому что только в уборке ты точно знаешь: ты сделала всё, что могла.
Она мыла полы методично, двигаясь от угла к углу, от батареи к дверному проёму. Подняла коврик, вытерла под шкафом, отодвинула табурет.
Сейчас – я решаю. Сейчас – я контролирую хотя бы воду и тряпку. А не себя. Себя – невозможно.
Ольга присела на колени, обняв ведро руками. Вода в нём уже мутнела.
»От чего ты очищаешься, Оля?»
»От того, что знала и не хотела знать? Или от того, что знала, но не верила себе?»
Она встала, вылила воду, открыла окно на проветривание. В кухне запахло уксусом и лимонной кислотой – ей нравилось это ощущение чистоты, практически медицинской.
Будто всё стерильно. Всё под контролем.
»В этом доме всё отмыто. Кроме правды.»
Она ещё немного постояла, глядя, как по стеклу бегут капли.
И подумала:
»А если стереть всё? И себя тоже? Что тогда останется?»
Глава 7. Беседа с дочерью
«Мама, ты знала. Просто выбрала забыть»
Ночь вошла в дом незаметно, мягко, практически извиняясь за своё вторжение. Ветер колыхал занавески, и где-то под потолком тихо поскрипывали старые доски.
Ольга сидела на кухне. Без света. В полумраке холодильника. У неё на коленях лежал кусок чистого вафельного полотенца, который она бессмысленно гладила ладонью.
Она не спала. Не могла. Не умела – после таких разговоров.
Послышались лёгкие шаги босиком – осторожные, практически кошачьи. Дочь. Кира.
Ольга даже не удивилась. Материнское чутьё всегда предупреждает заранее: если дитя не спит – значит, в доме неспокойно.
– Мам, ты тут?
– Я тут, – откликнулась Ольга тихо. – Садись.
Кира опустилась рядом, подвинула стул, положила локти на стол – как в детстве, когда приходила с признанием о сломанной чашке или двойке по математике.
– Ты знала, да? – спросила она внезапно.
Ольга подняла глаза. Взгляд – ровный, но уставший.
– О чём?
– Про Аню. Про ту… женщину. С которой папа тогда был. Я слышала, как бабушка разговаривала с тётей Таней на кухне. Мне было лет четырнадцать. Не всё поняла. Но что-то врезалось. Я тогда у тебя хотела спросить… но ты как-то… ты такая была всегда… словно сильнее всех. Непробиваемая. Я испугалась, что разобью тебе что-то важное, если спрошу.
Ольга помолчала. Потом покачала головой.
– Я не знала. Но чувствовала. Очень давно. Просто… не копала.
– Почему?
– Потому что… – Ольга вздохнула. – Потому что если начнёшь, то рушится всё. А у нас тогда был ты. Потом ты, и твой брат. Потом ремонт. Потом папа сломал ногу. Потом внуки. Понимаешь?
– То есть… ты осталась ради нас?
– Нет, – сказала Ольга после долгой паузы. – Не только ради вас. Я осталась… потому что надеялась, что он выберет меня. По-настоящему. Со временем. Через всё.
Потому что мы – были семьёй. Я верила, что любовь – это не вспышка. Это труд. Терпение. Хозяйственность. Уважение.
Кира прижала ладонь к лицу.
– Мам… Ты не дура. Ты просто… решила забыть. Закрыть глаза. И сделать вид, что всё в порядке.
– Я решила выжить. В этом доме. В этой жизни. И сохранить то, что мне казалось настоящим.
– А теперь?
– А теперь я впервые чувствую, что могу спросить себя: а я-то… кто? Я хозяйка дома. Но была ли я хозяйкой собственной судьбы?
Тишина снова наполнила кухню. За окном прошумела машина. Где-то вдалеке лаяла собака.
– А ты бы ушла? – спросила Ольга неожиданно. – Если бы на моём месте?
Кира посмотрела в сторону окна.
– Я не знаю, – сказала она. – Наверное, я бы хотела быть такой, которая уходит. Но боюсь, что стала бы такой, как ты.
Ольга усмехнулась. Не горько. Тепло.
– Это, может, и не худшее, что со мной случилось – быть собой.
Просто я слишком долго верила, что быть хорошей – это главное. А быть собой – второстепенно.
Глава 8. Разговор с Игорем
«Ты же был счастлив, да? Или это тоже был обман?»
Утро было практически оскорбительно светлым. Лучи, прорываясь сквозь кружевные занавески, выхватывали из комнаты то трещинку на вазе, то пылинку в воздухе, будто стараясь выставить на свет всё, что обычно прячется в полутени.
Ольга уже давно проснулась. Не спалось. Ни один сон не мог перекрыть ту тишину, что осталась после вчерашнего.
На кухне чайник не закипал, хлеб не резался, сковорода не стояла на плите – всё привычное словно замерло в паузе.
Дверь в коридоре скрипнула.
– Оля… – голос Игоря прозвучал тихо, осторожно.
Он стоял в проёме, как чужой, не зная, можно ли войти в свой же дом.
Ольга не поднялась со стула. Только кивнула в сторону второго стула.
Он сел. Молчание. Долгое. Неловкое, но в нём не было напряжения. Скорее – усталость от всех вчерашних слов, от того, что наконец случилось.
– Я не знал, как тебе сказать, – начал он. – Тогда… это всё было глупо, случайно, больно. Я растерялся. Думал, что это что-то настоящее. Но оказалось – пустое. И я вернулся. Хотел сказать. Но потом… ты улыбнулась. Ты как-то так посмотрела. И я подумал: если скажу – разрушу всё. А потом прошло время. И оно только делало хуже. Врать – становилось привычкой. Молчать – тоже.
– И ты подумал, что лучше жить как есть? – спросила Ольга. Тон её был спокойным, практически преподавательским.
– Да. Я подумал, что это и есть взрослость. Ответственность. Ведь я же остался. Я же… старался.
– Ты остался, – повторила она. – Но не выбрал. Это разное.
Он поднял на неё глаза.
– Ты же была счастлива? Хоть немного?
– Я? – Ольга усмехнулась. – Я делала всё, чтобы быть. Потому что иначе – зачем всё это? Дом, дети, хозяйство, отпуска на даче, Новый год с оливье и шампанским «Российским». Я верила, что счастье – это когда у тебя есть стирка, еда и кому класть носки в ящик. А ты… ты просто жил рядом. И я всё это называла семьёй.
– Я не хотел тебя ранить, Оля.
– А что ты хотел?
Он замолчал.
Она смотрела на него. Видела в нём и того, с кем пила чай на кухне, и того, кто стоял с цветами у роддома, и того, кто когда-то переписывался с другой, а потом пришёл домой и сказал: «Привет, я купил картошки».
– Ты же был счастлив, да? – спросила она. – Или это тоже был обман?
Игорь опустил глаза. Плечи опустились.
– Я не знаю. Наверное, я просто боялся быть несчастным.
– А я – боялась, что ты уйдёшь. А ты просто остался. Остался – и всё. А я всё это время думала, что ты выбрал меня. По-настоящему.
Ольга встала. Пошла к подоконнику. Постояла молча.
– Я не знаю, что будет дальше, Игорь. Я даже не злюсь. Просто… пусто. Как после генеральной уборки. Когда всё вымыто – но ты ещё не решила, что будешь ставить обратно.
Он сидел, не отвечая. Она не ждала.
Глава 9. Неожиданное решение
«Я не ухожу. Но я больше не та»
Она не ушла.
Не хлопнула дверью, не кричала: «Ты мне больше не нужен!», не срывала обручальное кольцо с пальца.
Наоборот – всё выглядело тихо. Почти незаметно. Почти… аккуратно.
Ольга продолжала стирать. Гладить. Поливать герани на балконе.
Но уже не ставила две чашки утром. Только одну.
Она больше не звала его к обеду. Просто готовила. И оставляла всё в холодильнике – в контейнере с синей крышкой.
Рядом – жёлтый. Для сына, если зайдёт.
Она перестала спрашивать, когда он вернётся. И не смотрела на часы, когда он задерживался.
А главное – она стала спать в другой комнате. Та, что раньше была «гостевая», вдруг стала её.
Постельное бельё – свежее, хрустящее. Шторы – сдержанные, льняные. На тумбочке – книга, которую давно хотела прочесть: «Женщина у окна».
Ольга никогда не читала детективов. Но теперь – вдруг захотелось.
– Ты… ты теперь там спишь? – спросил Игорь на третий день.
– Да, – кивнула. – Там тише.
– Я тебе мешаю?
– Нет. Я себе мешаю – если продолжаю делать вид, что всё как раньше.
Он стоял посреди комнаты, растерянный, словно забыл, зачем вошёл.
Но она уже повернулась к нему спиной – не грубо, а просто… окончательно.
Через неделю она переписала завещание. Спокойно. У нотариуса.
Теперь всё – поровну детям. Без «в случае переживания супругом» и других стандартных формулировок.
Потом – купила билет. На поезд. Купе.
Одна.
Поехала в Суздаль. Гуляла. Ела пироги в уличной лавке. Смотрела на белые купола.
Никому ничего не писала. Даже Кире.
Вернулась – через четыре дня. С купленной на ярмарке мятной подушкой и новым взглядом.
Вечером Игорь подошёл.
– Ты не хочешь поговорить?
– Мы уже всё сказали.
– Но… я думал…
– Ты думал, что я уйду. Или закричу. А я осталась. Но я не та.
Он молчал.
Она улыбнулась. Устало, но честно.
– Понимаешь, Игорь… раньше я старалась быть хорошей женой. Теперь – я просто хочу быть собой. Если ты это примешь – оставайся. Если нет – я не держу.
Он ничего не ответил.
Но именно это молчание – было первым, в котором ему действительно стало страшно.
Глава 10. Финал
«25 лет я любила, как хозяйка – дом. А теперь я – хозяйка себя»
Утро было обычным. Таким, какие Ольга любила больше всего: ясным, но не кричащим, с лёгким сквозняком и запахом свежеоткрытого окна.
На плите закипал суп – бульон на куриной спинке, с лавровым листом и перцем горошком. Без затей. Как она любила. Без «для кого-то».
Кухня была безупречна: чистая раковина, аккуратно вымытый стол, сложенные полотенца в ящике. Каждая вещь – на своём месте. Как и она сама.
Ольга сидела на табурете, обхватив кружку с горячей водой и долькой лимона – чай в этот день ей не захотелось. Только тепло. Только тишина.
За окном – двор. Ветхий клен шелестел сухими листьями, как бы шепча: «ты всё сделала правильно». И в этом шелесте было больше поддержки, чем в тысячах слов.
Она не думала о разводе. Не строила планов. Просто – вернулась к себе. Туда, где нет тревоги перед вечером. Где не нужно угадывать настроение по тому, как захлопнулась входная дверь. Где суп варится – не «для семьи», а потому что ей хочется.
25 лет я любила, как хозяйка – дом.
Заботилась. Убирала. Шила шторы и зашивала штанины.
Стирала горечь и гладила тишину.
Но теперь – я хозяйка себя.
Она улыбнулась. Не широко. Но глубоко. В уголках глаз залегли мягкие морщинки – не от старости, а от силы.
«Иногда правда – это больно, – подумала Ольга. – Но она всё расставляет на свои места.
И вот теперь – я в своём месте».
Крышка на кастрюле дрогнула. Вода забурлила. Ольга встала, убавила огонь.
И вдруг – взяла ложку, попробовала.
– Чуть соли, – сказала себе. – И – прекрасно.
Вопрос для читателя:
А вы – на своём месте?
Или всё ещё держитесь за то, что давно отжило – из страха, привычки или чужих ожиданий?
