Она просидела так около двадцати минут. Прохожие, проходя мимо, бросали косые взгляды.
Одна из соседок тихо произнесла: «Опять у них что-то не ладится… бедная девочка» — и быстро скрылась в лифте.
Когда Тамара вернулась, свекровь уже стояла у плиты, словно колдуя. — Я сварила тебе суп.
С языком.
Алексей обожает его.
Утром я обошла все мясные лавки… — спокойно сказала Тамара.
Даже слишком спокойно. — Галина Николаевна.
Завтра вы здесь уже не будете.
И послезавтра тоже.
И вообще — никогда больше. — Что? — Собирайте вещи сегодня.
Я вызову такси.
Если хотите — грузовую машину. — Да ты что!
Я — мать твоего мужа! — А я — хозяйка этой квартиры.
И документы у меня.
Алексей тут прописан только временно.
Так что — до свидания.
Галина Николаевна взмахнула руками: — Ты с ума сошла?
Я ему всё расскажу! — Отлично.
Пусть приедет.
С вещами.
И заберёт вас.
Навсегда. — Ты разрушаешь семью, Тамара! — Нет.
Семью разрушают те, кто считают меня пустым местом.
А я не пустое место.
Я человек.
С правом на собственную жизнь.
Она ушла в спальню.
Настоящую спальню, где ещё стояла её кровать и висела её одежда.
Села на кровать в темноте.
Тихо заплакала.
Но недолго — она понимала, что впереди будет сложнее, но и чище.
В тот же вечер она подала заявление на развод.
Спокойно.
Как медсестра в операционной: раз, два, три — документы оформлены, сканы отправлены.
Утром свекровь уехала — с шумом, угрозами и криками.
А Алексей даже не приехал.
Только прислал короткое сообщение: «Ты перегнула.
Мы поговорим».
Но разговора уже не последовало.
В тот день, когда Тамара возвращалась домой, в душе царила та особенная тишина, которая бывает перед грозой.
Казалось, и Сосница такая же, и автобус шумит, как обычно, и запах кофе у перекрёстка манит зайти в знакомую кофейню — а в груди лежал холодный комок, предчувствие: дома её ждёт что-то неладное.
Ключ застрял в замке, словно сопротивляясь.
Но войти пришлось — это же её дом.
Дом, который она возводила годами: весной сама красила стены, прошлой осенью меняла окна, выбирала мебель под настроение, под себя.
Всё здесь — частицы её самой.
Она переступила порог… и замерла.
В гостиной царил беспорядок.
Разбитая ваза, та самая, что стояла на журнальном столике.
Книги — перемешаны с журналами, кое-что исчезло вовсе.
На полке с фотографиями зияли пустые места: снимок с их совместного отдыха на море пропал.
Коробки с её вещами, собранные для дачи, были распахнуты и переполнены, словно их собирались выбросить.
На кухне — плита с поцарапанной поверхностью, холодильник, купленный на её собственные деньги, выключен.
С окна сняты шторы и смяты в комок.
