Однажды ранней весной, когда закат окрашивал окна в розово-багряные тона, Игорь внезапно сказал: — Папа заедет.
Он сказал, что нужно поговорить.
Я села на край кровати.
Сердце забилось так, как в юные годы перед первым экзаменом.
Глупо признавать, но я действительно боялась этой встречи.
Не из-за себя — скорее из-за своих нервов, которые расползались, словно тонкая ткань после сотого стирки.
Тем не менее… внутренний голос подсказывал, что этот разговор неизбежен.
Он произошёл в субботу.
Он постучал аккуратно, словно посторонний, чтобы не напугать.
На пороге стоял мой бывший муж, теперь уже не такой уверенный, каким я когда-то восхищалась.
Подстриженная борода, впалые щёки, усталые глаза. — Привет, Тамар… Можно войти?
Стоит впустить или нет?
Я молча кивнула.
Мы сели на кухне, словно актеры на разных сценах. — Я… хотел поговорить. — Говори, — удивилась своему спокойствию.
Он нервно тер руки, схватился за чашку, отводит взгляд. — Тогда… я не знал, как иначе поступить.
Нагромоздилось всё: работа, проблемы.
Да, я виноват.
Прости, что… так вышло с вами.
К своему удивлению, я не почувствовала злобы.
Только жалость и невероятное облегчение — больше не нужно держать слова в себе. — Всё в порядке, — сказала я. — Мы справились.
Игорь — молодец.
Я… тоже.
Живу.
Учусь жить по-новому.
Он кивнул, затем внезапно поднял глаза: — А может… попробуем начать сначала?
Или хотя бы поговорим?
В этот момент казалось, что всё вокруг затихло.
Только мы двое.
А внутри — шторм, дрожь, пульс в висках…
И вдруг — ни страха, ни обиды. — Знаешь, — ответила я медленно, — зачем возвращаться туда, где мы оба были несчастны?
Ты — по своей дороге, я — по своей.
Пустоты больше нет.
Я сама наполняю свою жизнь.
Слова шли легко, не резали сердце, как прежде.
Муж нахмурился, словно удивлён: — Да… Наверное, ты права… — Я желаю тебе счастья.
Искренне. — Спасибо.
Стояли у двери, не обнимаясь — зачем?
Всё уже было сказано.
Он ушёл.
Я закрыла дверь — и даже не заплакала.
Легкость была такая, словно с плеч сняли рюкзак с камнями.
В тот вечер я долго смотрела в своё отражение. — Ну что, Тамара Ивановна, — прошептала себе, — ты ведь всё можешь, правда?
Впервые за много лет я поверила в это.
Весна окончательно вступила в свои права: во дворе лужи, солнечные пятна играют на асфальте, воздух наполнен запахом тёплой земли и чего-то нового, едва ощутимого.
Я шла из магазина, сумка была лёгкой, ни одна из старых тревог не давила на плечо.
Купила не только необходимое, но и нарциссы — просто потому, что захотелось поставить их на кухонный подоконник.
Смешно, но за двадцать лет я не брала цветов «просто так», только по праздникам. — Мама, а что на ужин? — послышалось из прихожей. — Будет что-то новенькое! — улыбнулась я.
Игорь вырос за этот год.
Он не задаёт лишних вопросов о папе — всё понял сам.
Мы даже иногда смеёмся: вместе ищем рецепты, спорим о кино, устраиваем домашние субботники.
Хотя… порой и ссоримся, без этого никуда.
Но теперь, после особенно громкой ссоры, я не убегаю в ванную «плакать тайком», а спокойно говорю: «Мне обидно».
Он слышит.
Я тоже учусь слушать.
Иногда вечерами сижу у окна, грею руки о чашку.
Прошлое уходит, растворяется, больше не причиняет боли — лишь зажитая шрамами страница.
А что будет дальше?
Точно не знаю.
Страх ещё есть, иногда тревожные ночи, но они — как редкие весенние дожди: приходят и уходят.
И да, я стала замечать простые вещи… Соседка Светлана Николаевна зовёт на чай — раньше я отказывалась, а теперь иду, и разговоры тёплые, хоть и порой ворчливые — кто из нас идеален?
Учусь быть не идеальной — а просто живой.
Недавно записалась в бассейн. — Мам, ты серьёзно? — смеётся сын. — Серьёзнее не бывает! — отвечаю.
И вдруг ловлю себя на мысли: у меня есть причина вставать по утрам.
Не ради кого-то, не чтобы «как у всех», а для себя.
Пусть впереди неизвестность… Но я уже не боюсь.
На столе в бокале стоят нарциссы, а в душе прорастает благодарность — себе, жизни, людям, даже тем, кто ушёл.
Ведь когда самый главный страх преодолен — начинается что-то совершенно новое.
