В её квартире витал аромат домашних вафель, мяты, свежескошенной травы и — удивительное чувство умиротворения.
Ольга крепко обняла меня, словно боялась, что я сорвусь, как птица из клетки. — Давай, рассказывай!
Я вся во внимании, — голос был немного взволнованным, но глаза смотрели с такой сосредоточенностью, что не скрыть ни одной мысли.
Я делилась и болью, и слезами, и страхами — словно вытаскивала на свет давно забытые простыни и трясла их на ветру.
Ольга внимательно слушала, не перебивая, нежно поглаживала меня по руке, иногда вставляя свои шутки: — Пусть твой герой-любовник катится куда подальше, зато у тебя глаза засияли.
Представляешь?
Так и запишем: Тамара снова жива! — А ведь… знаешь, Ольга… мне больше не страшно, честно.
Почему-то сейчас стало легче, когда осознаю: можно начать всё с нуля, не ожидая ничего, а просто радуясь каждому новому дню. — Вот! — она хлопнула ладонью по столу. — Вот теперь ты говоришь как настоящая женщина.
Сильная.
А не как мятый платок… Мы смеялись, пили чай с лимоном, в комнате пахло сладко и невероятно уютно.
Вдруг я ощутила, как место для старых страхов постепенно занимает нечто иное — лёгкое, словно весенний ветерок, и такое же живое.
Ольга протянула мне небольшой конверт: — Вот, держи!
Это твой строительный набор для новой жизни.
Я достала открытку из прошлого: мы с ней, двадцатилетние, в забавных шапках.
За моей спиной мерцало море.
Она написала на обратной стороне: «Тамаре на счастье.
Пусть так будет всегда».
Я улыбнулась сквозь слёзы: — Тогда мы думали, что счастье — это просто молодость и забавы… — А счастье бывает разным, Тамар.
Иногда оно приходит, когда ты всё потеряла и думаешь: всё, обломки.
На самом деле только теперь начинается строительство твоего настоящего дома.
По дороге обратно я медленно шла, впитывая Нежин, солнечные блики на асфальте, аромат сирени.
Перемены оказались не такими страшными, как казалось вначале.
И даже в сердце, тихо-тихо — под скрип старых обид и гул воспоминаний — пробивались робкие ростки чего-то нового.
Утро началось с дождя — за окном тихо шелестело, и пёс соседки молчал, словно весь мир подыгрывал моему настроению.
Игорь, к удивлению, не капризничал: завтракали в тишине, будто оба старались не разрушить эту хрупкую паузу. — Мам, а ты не думаешь… может, поехать к бабушке на лето? — неожиданно спросил он, ковыряя кашу ложкой.
В груди защемило — почти обидно, почти тепло. — Можно, конечно.
Если хочешь, я устрою тебе отпуск. — Можно только я?
Вдруг… ты тут заново всё начнёшь.
Он говорил не о переезде, не о вещах.
Он взрослел — и вдруг стал чувствовать меня без слов.
Я поймала себя на желании обнять его, но не перестараться: теперь и мне нужно учиться быть рядом, а не вместо него. — Я подумаю.
А ты… помни: у тебя всегда есть дом.
Какой бы он ни был.
Игорь лишь кивнул, опустив взгляд, но уголок губ дрогнул, словно он позволил себе маленькую радость.
После его ухода я выработала привычку — сварить кофе, проверить почту, собиралась пролистать что-то по работе, но остановилась.
А вдруг… сделать шаг в иную сторону?
В старом шкафу нашла коробку с открытками, фотографиями, письмами из прошлых лет: кусочки жизни, когда всё ещё казалось новым и необычным.
Открытка из юности: «Ты всё сможешь.
Верь.
И улыбайся чаще!» С каких пор я перестала верить в себя?
Сколько лет жила только для мужа, для ребёнка, но — не для себя?
Стало щемяще больно, но вместе с тем приятно — словно кто-то любимый и далёкий обнимает тебя на перроне.
Нужно выметать этот страх — решила я.
Оделась по-приличнее, нанесла старую красную помаду, глупо усмехнулась своему отражению: нет, я не красавица, но и не тень.
Вышла по делам, просто дышала этим открытым Нежином.
Наблюдала за окружающими: кто-то смеётся, кто-то ругается, кто-то спешит… А мне вдруг захотелось жить.
Пусть понемногу.
Пусть по чуть-чуть.
На остановке встретила старую знакомую — Надежду, с которой не виделась много лет.
Мы обе постарели, похорошели, но по голосу остались такими же, как двадцать лет назад. — Тамара!
Я уж думала — уехала куда!
Как ты, родная? — Живу.
Сама не ожидала, но… живу.
Заново, словно всё впервые.
Надежда долго смотрела на меня, прежде чем вынести свой вердикт: — По глазам видно.
От тебя пахнет свободой! — Неожиданно, да? — улыбнулась я. — Главное — не угасать.
Я внезапно поняла: давно уже не скучаю по мужу.
Боюсь, тревожусь за себя и сына, да… Но тоскую не по человеку, а по собственной уверенности.
Вот её придётся найти заново.
Вечером звонила Ольга: — Ну, как ты? — Хочу жить.
Представляешь, хочу! — Вот так и надо, дорогая!
У меня чай крепкий, приходи через выходные — отметим новую тебя.
В трубке раздавался её смех, и мне стало тепло — до слёз.
С этого дня произошло нечто необычное: я стала замечать красоту там, где раньше проходила мимо.
Сирень — как снег, только с ароматом.
Пара стариков на лавочке — сидят, держатся за руки.
Девчонка, которая кормит голубей, и смеётся во весь голос… Чем больше я отпускала прошлое, тем свободнее становилась.
Иногда плакала — да, было больно.
Но за каждой слезой приходила улыбка.
Новая — и искренняя.
Всё шло своим чередом — вроде бы стало легче, но привычка оглядываться назад не отпускала.
Каждый вечер — борьба с тенью прошлого.
Однажды ранней весной, когда закат окрашивал окна в розово-багряные оттенки, Игорь сказал: — Папа заедет.
