Соня крепко сжимала в руке полоску теста и молилась, хотя в бога никогда не верила: пожалуйста, ну, пожалуйста, пусть он будет отрицательным!
Она стояла в душном туалете в очередной отвратительной гостинице, в которой они остановились только вчера, и хотя Стас обещал, что у них будет отдельная ванная, ее, конечно, не было. Хорошо еще, что это не общая комната с восемью кроватями.
То ли от волнения, то ли оттого, что она и правда была беременной, Соню затошнило. Хотя от местных запахов кого угодно затошнит. Она посмотрела на полоску и замерла: одна полоска очень яркая, вторая еле видимая, почти призрачная, но вполне реальная.
До комнаты она дошла на ватных ногах.
— Стас, просыпайся! – она трясла его, вцепившись липкими ладошками в волосатые плечи. – Слышишь меня, вставай!
Он отбивался, что-то бормотал – наверняка лег спать под утро, она-то сама вчера сразу уснула, как только голова коснулась подушки.
До него долго доходил смысл того, что Соня пыталась ему сказать.
— Беременна, – повторил он, как эхо, и, нахмурившись, смотрел на нее, словно она говорила не про себя, а про героиню сериала, например.
Наконец, взгляд его синих глаз прояснился, и он спросил уже более осознанно:
— Это точно?
Это была уже четвертая ее беременность.
Первая случилась через два месяца после того, как они начали жить вместе. Соня и сама тогда не была готова становиться матерью: третий курс института, съемная комната, ни одного трезвого вечера. Но даже произнести слово «аборт» она не решалась. Они испугались тогда, молча смотрели в потолок, держась за руки. А утром он пошел с ней в женскую консультацию. Врачу сказали, что будут рожать. Она посмотрела Соню и что-то сказала про тонус, велела лежать, прописала что-то. Денег не было, лежать не хотелось. Через неделю они потеряли этого ребенка и выдохнули. Соня до сих пор помнила то стыдное чувство радости, когда, моясь в душе, увидела ярко-алую кровь.
Второй раз она забеременела уже после свадьбы. Стас работал в магазине бытовой техники и ненавидел свою жизнь. Соня устроилась после института офис-менеджером, но для хороших декретных еще было далеко.
— Мышь, давай не сейчас, – сказал Стас тогда, закатив свои красивые синие глаза к потолку. – Ты же знаешь, я хочу уволиться, не для меня эта жизнь… Ну, куда нам сейчас ребенок, а?
Не то, что Соня сильно мечтала о ребенке, но его равнодушие больно ранило ее тогда. Она записалась к врачу, и на этот раз он с ней не пошел.
Врач ее отговаривала, но Соня стояла на своем: она тогда решила, что разведется. Стас и правда уволился, спустил все деньги на видеокамеру и заявил, что будет снимать документальное кино.
Они не развелись. Соня закрутила роман с начальником, Стас ничего не замечал – ездил по области, что-то снимал, подался на конкурс, она не особо вникала. Жили как соседи. Она бы ушла, но начальник, понятное дело, был женат. И когда она через три месяца забеременела, уволил ее задним числом, она и не знала, что так можно.
Стас предлагал обратиться к адвокатам.
— Тебя не имеют права уволить, если ты беременна, – говорил он.
Соня так и не узнала, понял он, кто был отцом ребенка или нет. О том, чтобы его оставить, речи не было. И гинеколог тогда смотрела на Соню с явным осуждением.
— Потом не родишь вообще, – пообещала ей она.
А Соня и не собиралась рожать. Никогда. Она вконец разочаровалась в мужчинах и решила, что будет жить одна.
Стас тогда выиграл конкурс, поехал снимать свой фильм к морю, позвал Соню с собой. И она поехала – не как жена, просто так, за компанию. И там они снова влюбились.
Следующие два года были лучшими в их совместной жизни. Они много путешествовали, Стас снимал свои фильмы, потом стал вести свой канал. Соня помогала ему, чем могла: вела переписки, монтировала, занималась продвижением.
Если бы тогда она забеременела, она, наверное, была бы счастлива. И он тоже. Но полгода назад все изменилось, и теперь ребенок был совсем не вовремя.
Она предупреждала Стаса, что не нужно связываться с этими ребятами. Но они так хвалили его, столько меда налили в уши. И он подписал контракт. Вбухал все деньги в аппаратуру, взял кредит. А она еще тогда знала, что ничего не получится, предчувствие какое-то было. И хоть ни разу не сказала ему «я же говорила», он и без нее знал, что это было так.
— Точно, – сказала она. – Если отрицательные, то тогда, может быть неточно. А так точно.
Он молчал. Очень долго молчал. И, наконец, сказал:
— Интересно, кто будет – мальчик или девочка?
Она засмеялась, а на глазах выступили слезы.
Весь день она обращала внимание на детей. Еще вчера ее раздражало, когда они стучали ногами по сидению в автобусе, пробегали мимо столика в кафе, отчего кофе выплескивался на скатерть, бегали по коридорам гостиницы… Сегодня она умилялась большим голубым глазам, светлым кудряшкам, беззубым ртам. Представляла, каким будет их ребенок. Какая же она была глупая, что боялась, будто Стас будет против!
Ночью оба плохо спали. Стас стал дерганным и нервным. На ее вопросы не отвечал. Соня почувствовала, что его настрой изменился, но боялась спросить его.
Утром Стас сказал:
— Мы не можем сейчас себе этого позволить.
Она знала, что он это скажет. Но до последнего надеялась, что это будут другие слова.
— А когда?
Соня попыталась спросить спокойно, но истерические ноты прорезались помимо ее воли.
— Когда угодно, – повысил он голос. – Но не сейчас! Ты же знаешь, сколько сейчас задач! Я без тебя не справлюсь. И как ты будешь всем этим заниматься с ребенком на руках? Проект еще на полтора года, мышь. На полтора! Ну, какой нам сейчас ребенок? Даже если все будет без проблем, если он будет все время спать и не будет орать – все равно.
— Ты еще не понял, что проект прогорел? – рассмеялась Соня. – Они же кинули тебя!
— Тем более! Если это так, нужно тогда думать, как нам выбраться из этого.
— Давай вернемся домой, – тихо сказала Соня. – Устроимся на нормальную работу, снимем квартиру. Я устала от этих хостелов, от бесконечных переездов. Это знак, Стас, знак, что нам нужно попробовать что-то другое.
Он молчал. И на лице у него было упрямое выражение, хорошо знакомое Соне.
— Если хочешь, возвращайся, – сказал он, наконец. – Я тебя не держу.
Она до последнего надеялась, что он передумает. Что он купит второй билет, что обнимет ее и скажет: ладно, хорошо, я тоже хочу этого ребенка! Но он молчал. Проводил ее на вокзал, сухо клюнул в щеку. В глаза не смотрел.
За два дня в поезде она много о чем успела подумать. Стас звонил несколько раз, но ни разу не спросил ничего о ней. Спрашивал пароль от аккаунта, как запустить программу, где хранятся флешки. После очередного звонка она заблокировала его номер и проплакала весь оставшийся путь. Добрая соседка кормила ее пирожками с капустой и обещала, что все будет хорошо.
Пришлось обзвонить больше десяти подруг и знакомых, прежде чем она нашла, у кого можно пожить.
— Мне на один месяц, я устроюсь на работу и съеду, – обещала Соня каждой.
Про беременность ничего не говорила – не хотела давить на жалость и боялась, что кого-то это, наоборот, отпугнет.
В итоге ее приютила бывшая одноклассница Олеся, с которой они даже не дружили – та узнала от другой, что Соне негде жить, и сама позвонила. Было ужасно стыдно – Соня помнила, что в школе частенько смеялась над Олесей вместе со всеми: та носила очки с толстенными стеклами и старомодно одевалась. Теперь, правда, ее нарядам позавидовала бы любая модница. И очков не было, видимо, сделала коррекцию.
— Живи, сколько хочешь! – сказала Олеся. – У меня все равно комната пустует.
На работу устроилась тоже не сразу – никого не впечатлял ее опыт в качестве помощницы никому не известного режиссера и блогера. А еще везде спрашивали, замужем ли она и не собирается ли в декрет. Соня старалась не смотреть на свой живот и откровенно врала: в разводе, детей не собирается заводить в ближайшие годы.
Наконец, в одном месте ее взяли – зарплату обещали небольшую, но зато в белую: и на комнату, и на пропитание ей хватит. Ей одной. Про ребенка она старалась пока не думать. Можно было воспользоваться добротой Олеси и пожить у нее несколько месяцев, отложить немного денег. К тому же она планировала найти вторую работу, вести чей-нибудь аккаунт, как она вела аккаунт мужа.
Чтобы отпраздновать это событие, Соня купила торт. Олеся предлагала открыть бутылку вина, но Соня соврала, что у нее аллергия на вино. Торт они съели за вечер – у Сони был страшный аппетит и совсем никакого токсикоза. Несколько раз она поймала себя на мысли о том, что хочет позвонить Стасу и похвастаться ему, какая она молодец. Хорошо, что она удалила его номер, а наизусть не помнила, никогда не умела запоминать числа.
Перед сном, когда она пошла в душ, Соня долго смотрела на себя в зеркало. Вспомнился тот жуткий туалет в гостинице, где она сделала тест. Прошло всего три недели, а кажется, что целая вечность. И глаза такие, словно она повзрослела лет на пять. Или на десять.
Теплая вода стекала по плечам, и накопленное за день напряжение немного отпускало. Впервые за эти три недели она почувствовала себя уверенно: все будет хорошо. Слышишь, малыш, все будет хорошо.
Она посмотрела на живот, которого еще, конечно, не было. И увидела ярко-алые струйки на ногах. Слишком яркие. Слишком много.
К горлу подступила тошнота. Соня понимала, что так будет лучше, но логика здесь не работала – она прикоснулась рукой к животу и принялась молиться, хотя в бога все еще не верила: пожалуйста, пусть это будет не так, пусть он останется!
Олеся испугалась, когда она позвала ее, истошно стуча по двери ванной. Но скорую вызвала быстро, не растерялась. Слушая непонятные слова про тонус и отслойку, Соня лежала в машине скорой помощи и не знала, что ждет ее дальше. Перед глазами проносились картинки прошлой жизни – все же жизнь со Стасом не могла не оставить на ней отпечаток, она теперь, как и он, мыслила клипами, каждый раз снимая новый фильм про себя. Сейчас она прокручивала все варианты – они купили таблетки, она легла на сохранение, их сыну шесть лет. Он решил подождать с увольнением, их дочери три года. Начальник ушел от жены. Или, нет – Стас принял ее ребенка, и потом они родили еще одного. Их сыновьям три и два года.
Но как она ни старалась, последнюю историю никак не могла представить иначе. И не могла представить, кто у них мог бы родиться…
